Владислав Иванович служил на «Землянках» только второй год и страшно тяготился этой службой. Маленькая станцийка точно заблудилась среди необозримых степей N-ской губернии. Самым ближайшим от нее жильем была деревня Негодяево, но на что Владиславу Ивановичу деревня? Был в восьми верстах еще большой свеклосахарный завод, но восемь верст ведь не шутка… До уездного города было шестьдесят семь верст. Общества, кроме сослуживцев, никакого, а Владислав Иванович, человек веселого нрава, общительный, без общества жить не мог, не мог жить без женщин. Для полноты его жизни были необходимы женщины, чтобы он мог говорить им комплименты, ухаживать за ними, побеждать, бросать их, опять побеждать и опять бросать…
И он имел успех у уездных и даже у губернских дам, благодаря своей рослой фигуре, великолепным усам, элегантности в костюме. Нравился дамам и его легкий польский акцент, который они находили очень милым, очень пикантным; нравились им и два французских слова, которые знал Владислав Иванович: «парррдон!» и «ан каррррьер», и его драматический талант: он очень успешно подвизался два раза в известном водевиле «Аз и Ферт», играющем, как известно, на Руси роль «разумного развлечения», которое должно отвлечь мужика от водки и заодно уж, кстати, просветить его темную головушку… Он ловко танцевал, кроме того, и, вообще, был вполне воспитанным молодым человеком… Здесь, в «Землянках», не было ни общества, ни танцев, ни женщин, — нельзя же считать женщиной обрюзгшую, неопрятную жену начальника станции или его дочерей, девиц тринадцати и четырнадцати лет, или вечно беременную, костлявую, как скелет, жену сторожа Василькова. Правда, в деревне были «бутончики», но из-за них еще на самых первых порах у Владислава Ивановича вышел конфликт с деревенскими парнями, и он оставил бутончиков в покое…
Поэтому Владислав Иванович скучал, томился и от скуки занимался выпиливанием разных штук лобзиком — для презентов.
В губернской газете стали иногда появляться корреспонденции из местности, где стояли «Землянки», — большею частью обличительного характера. Кто был корреспондентом, никто не знал. Владислав Иванович как-то, со скуки, сболтнул, что пишет он. Сболтнув, испугался, так как быть корреспондентом вещь весьма небезопасная, но отступать было нельзя, стыдно, и Владислав Иванович, втайне трепеща, продолжал носить титул корреспондента, к великому облегчению истинного корреспондента, земского врача, жившего в двенадцати верстах от «Землянок». Ложь Владислава Ивановича была совершенно бесцельна, но он лгал, как часто лжет русский человек, чтобы хотя чрез ложь стать чем-нибудь достойным внимания. Человеческая личность на Руси так принижена, ценится так дешево, что быть просто человеком не удовлетворяет никого; всякому нужно еще хоть что-нибудь: статский советник, член общества правильной охоты или хотя бы даже корреспондент, как это ни опасно… Быть ничем, то есть просто человеком, прямо как-то неприлично даже…
