Берт победил с опережением больше чем в двести метров. Он пересек финишную черту на двести метров впереди Хорста. Как они таращили глаза, осматривали его, спрашивали, кто он! Столпились вокруг него, разглядывали его ноги, грудную клетку, лицо. Их недоверие, их взволнованные аплодисменты, когда Хорст, побледнев, добежал наконец до финиша и первым поздравил Берта.
— Он великолепно бежал, ваш друг, — сказала Tea.
Секундометристы — я помню, как они собрались все вместе и, держа свои секундомеры, недоверчиво сравнивали засеченное каждым из них время, — секундометристы посовещались и определили среднее время, потом подошли к Берту, торжественно подошли к нему, и один из них протянул Берту часы и показал время.
— Лучшего бегуна, чем ваш друг, я не знаю, — сказала Tea, — он заслужил приз.
Но они не дали ему приза. Берт не получил его потому, что в уставе общества не была предусмотрена возможность награждения призами гостей. Хорст унес домой бронзовую фигурку бегуна.
Я помню, как началось чествование победителей: толстяк Кронерт держал под мышкой почетные грамоты и призы, его рыхлое лицо сияло от восторга, а потом вдруг солнце скрылось за тучей, поднялся ветер и полил дождь. Он хлынул потоком, крупные капли хлестали по толевой крыше раздевалки, куда мы примчались, промокнув до нитки, и где ждали парома. Берт стоял рядом со мной в тесном коридоре, наполненном теплыми испарениями человеческих тел. Дыхание его стало ровным. Усталость после бега уже прошла. Я не поздравил его, боясь, что он не примет моих поздравлений. Мы стояли тесно прижавшись друг к другу, но я так и не решился посмотреть ему в глаза. Рука его, которая легла мне на плечо, спустилась до металлического протеза, испуганно отпрянула, а потом осторожно скользнула по моей здоровой руке и коснулась ладони. Берт тихо разнял мои пальцы, сжал их и сказал:
— Ничего, старина, не волнуйся, я чувствую себя отлично. Забавный бег. Давненько я так хорошо себя не чувствовал.
И я, не глядя на него, ответил:
— Тебе надо продолжать, Берт, ты мог бы стать хорошим бегуном. Не смей бросать это дело. Я никогда еще не видел забега, в котором новичок добился бы таких результатов.
Берт промолчал.
Протяжный гудок парома у причала. Дождь лил, а мы бежали по стадиону, по лужам, по размытому песку ям для прыжков, бежали мимо спортсменов и зрителей — Tea оказалась права. Последним вскочил на паром Кронерт, держа в руке портфель с почетными грамотами. Едва он ступил на палубу, как начал суетливо оглядываться: он искал Берта, нашел нас у трубы; снова — в который уже раз! — поздравил Берта, а потом, вытирая огромным носовым платком свою шарообразную голову, принялся его обрабатывать. Атаку он повел осторожно, расспросил, на что Берт живет, и пригласил его в клуб общества, в облюбованную портовыми спортсменами пивнушку.
