Оказалось, что никто о нем понятия не имел. Но собрание отличалось, как и всякое собрание, любопытством и пожелало увидеть незнакомца.
Дверь отворилась, и появился капитан Коркоран.
Это был молодой человек, высокого роста, не более двадцати пяти лет, державшийся просто, не скромничая, но и без тени горделивости. Лицо его было белое и безбородое. В глазах его, цвета морской воды, ясно выражались прямота и отвага. На нем было пальто из альпака, красная сорочка и белые панталоны. Оба конца его галстука, завязанные «a la colin», небрежно откидывались на груди его.
— Господа! — сказал он. — Я узнал, что вы в затруднении, и явился предложить вам свои услуги.
— В затруднении? — прервал его высокомерным тоном председатель. — Вы заблуждаетесь, милостивый государь! Лионская Академия наук, равно как и всякая другая академия, никогда не бывает в затруднении. Мне хотелось бы знать, что может затруднять ученое общество, числящее среди своих членов, смело решаюсь это сказать, — конечно, умалчивая о тех, кто имеет честь состоять президентом этого общества, — столько высокодаровитых людей, столько прекрасных душ и благородных сердец!..
Оратор был прерван троекратными взрывами аплодисментов.
— Если это так и вы ни в ком не нуждаетесь, в таком случае имею честь откланяться, — возразил Коркоран, повернувшись влево и направляясь к двери.
Однако председатель поспешил сказать:
— О, сударь! Вы слишком горячи. По крайней мере скажите нам что-либо по поводу вашего посещения.
На это Коркоран отвечал:
— Вы разыскиваете Гурукарамту? Не так ли?
Президент, улыбнувшись несколько иронически и в то же время благосклонно, ответил:
— И вы, милостивый государь, желаете найти это сокровище?
— Да, это так.
— Вам известны условия завещания господина Делароша, нашего ученого и оплакиваемого коллеги?
— Да, они мне известны.
— Вы говорите по-английски?
— Как оксфордский профессор!
— И тотчас можете представить этому доказательства?
— Yes sir, — ответил Коркоран. — You are a stupid fellow.[1] Не угодно ли вам еще каких-либо доказательств моих познаний?
— Нет, нет! — поспешил ответить президент, во всю жизнь не слышавший языка Шекспира, за исключением того, что он слышал в театре «Палас Роял». — Все это прекрасно, милостивый государь… Но я полагаю, что вы знаете также санскритский язык.
— Не мог ли бы кто-либо из вас, господа, быть настолько любезным дать мне какой-либо томик Багаваты Турана? Я буду иметь честь разъяснять вам ее, держа перед собой книгу.
