Как-то раз я, Роми и Жоффруа ехали на север страны, это была поездка, которой мы ждали очень давно. Там мы уже второй год подряд отмечали день рождения моей старинной подруги Ольки. К тому времени я уже продала свою машину, и племянник отдал мне старую машину сестры. Это была неповоротливая старая колымага. Жоффруа сидел рядом со мной, а Роми на заднем сиденье. У нас была постоянная проблема, то есть она была у Жоффруа. Ему казалось, что, как только он начинал со мной говорить, Роми перебивала его и влезала в разговор. Роми сидела сзади, она ничего не понимала на французском, как и Жоффруа на иврите или русском, и ей становилось скучно. Кто именно кого перебивал, понять было невозможно, но обижался или сердился обычно Жоффруа. Я все время старалась их мирить.
Видимо, что-то похожее произошло и в этот раз, но я не заметила. Машину, как всегда, вела я, у Жоффруа не было водительских прав. Вдруг на полном ходу, на скоростной трассе, Жоффруа сильно дернул руль на себя, машину занесло, и она чудом не перевернулась. Я заорала диким голосом:
– Ты что делаешь! Ты с ума сошел?!
– Да ты чуть не выехала на встречку, я испугался. Ты бы нас убила.
– Это ты нас чуть только что не убил. Никогда, никогда не смей трогать руль, когда я веду машину, это понятно?
– Знаешь что, останови машину, я выйду.
– Пожалуйста, – ответила я и высадила его. Он вышел из машины, а я продолжила ехать дальше.
К этому моменту мы уже заехали в деревню. Роми заплакала:
– Мама, вы что, расстались? Что случилось? Мама, забери его!
Я развернулась и поехала снова на трассу. Он стоял на дороге. Я подъехала и сказала:
– Садись.
Он радостно прыгнул в машину.
– Ну? И что ты собирался делать?
– Поехал бы домой.
– Каким образом, интересно?
– Не знаю.
Дальше мы ехали молча. Что я чувствовала в этот момент? Я чувствовала, что он проверяет границы, и мои личные, и моего терпения, – до какой степени я смогу его прощать – и их надо прямо сейчас четко обозначить. Когда мы приехали, я бросила его в домике и, не говоря ни слова, отправилась к друзьям. Я сразу же рассказала Ольке о размолвке. Она не нашла что сказать в его оправдание.
Через какое-то время я зашла в наш домик и заявила:
– Чтобы было впредь понятно: больше таких выбрыков не должно быть, я тебя больше не заберу, я забрала тебя только из-за Роми.
– Мне понятно, – сказал он, но тем не менее не извинился.
– Вообще-то, нужно извиниться, – сказала я.
– Я правда извиняюсь, – он посмотрел мне в глаза, но я не видела там ни раскаяния, ни тревоги. Он выглядел как мальчик, который потыкал палочкой в гусеницу. При этом выражение лица у него было довольно глупое.
