И все-таки о некоторых вещах можно думать без всякого вреда.
Например, следующим утром, когда занялся рассвет, я с удовольствием подумала о нем как о розовоперстой заре. Пусть даже небо было пасмурным.
Между тем я нашла время, чтобы испражниться. Для этого я хожу не в дюны, а к самому океану, где прилив все смывает.
По дороге туда я сначала зашла в лес возле дома, чтобы нарвать листьев.
А затем пошла за водой из ручья, до которого примерно сто шагов по тропе в противоположную сторону от пляжа.
Ручей у меня тоже есть. Пусть даже это и далеко не Темза.
В Тейт, однако, я приносила воду из реки. Так уже довольно давно можно делать.
Да, из Арно, во Флоренции, можно было пить, еще когда я жила в Уффици. Или из Сены, когда я брала с собой к причалу кувшин из Лувра.
Вначале я пила только бутилированную воду, естественно.
Вначале у меня было еще и снаряжение. Например, генераторы — для электрических обогревателей.
Вода и тепло были, конечно, основными благами.
Я не помню, что было раньше: научилась ли я следить за костром и поэтому избавилась от соответствующих устройств или обнаружила, что теперь снова можно пить любую воду.
Пожалуй, сначала я стала экспертом по кострам. Пусть даже я за несколько лет сожгла дотла два дома.
Более поздний пожар, как я упоминала, был случайностью.
О том, почему сгорел первый дом, я бы предпочла не распространяться. Однако его я спалила намеренно.
Это было в Мексике, утром после моего посещения могилы бедного Саймона.
Так вот, это был дом, в котором мы все жили. Я искренне верила, что собираюсь остаться там на какое-то время.
Что я сделала, так это расплескала бензин по старой комнате Саймона.
Почти все оставшееся утро я могла наблюдать, как дым поднимается и поднимается, в зеркале заднего вида.
Теперь у меня два огромных камина. Здесь, в доме у моря, я имею в виду. А в кухне — антикварная пузатая печка.
Я очень полюбила эту печку.
Саймону было семь, между прочим.
Неподалеку растет множество ягод. А в нескольких минутах ходьбы за моим ручьем есть разные овощи, в полях, которые раньше возделывались, но теперь, конечно, заросли сорняками.
За окном, у которого я сижу, ветерок шуршит тысячами листьев. Лучи солнца пробиваются сквозь деревья мозаикой ярких пятен.
Цветы здесь тоже растут, в чрезвычайном изобилии.
Такой день вообще-то просит музыки, однако включить ее у меня нет возможности.
Годами, где бы я ни находилась, я обычно как-то умудрялась ее слушать. Но когда я начала избавляться от устройств, пришлось расстаться и с музыкой.
