Фамилия его была Блинов — тёплая, добрая, пахнущая печкой. Но в этом человеке не было ничего тёплого и очень мало доброго. И фамилия его напоминала не о печке. А о железных блинах на штанге.
Учительница пыталась найти подход к странному ученику, что-нибудь выяснить. Ученик оказался абсолютно закрытым и остро-колючим в общении. Он не просто держал дистанцию. Он не позволял сократить её ни на сантиметр.
Зато он был крайне аккуратен. И — главное — немецкий язык он любил. Это было видно.
Появлялся он точно в назначенное время, минута в минуту. В прихожей снимал кроссовки, ставил их у стенки — строго параллельно — и проходил в комнату. После того, как истекало время занятия, он коротко и сухо благодарил, быстро обувался и исчезал.
Когда он только появился, Таня думала, что с языком у него будут трудности. Однако пятидесятилетний ученик заговорил быстро. Что её особенно поразило — усилия, которые он тратил, чтобы выучить правильное произношение. Врачи и программисты этим не заморачивались. Им было нужно, чтобы немцы их понимали, и всё. На совершенствование никто не тратил сил и времени.
Виктор Иванович подходил к делу иначе. Он аккуратнейшим образом делал домашние задания, слова выговаривал чётко и громко. И каждый раз спрашивал, где он ошибся.
Вот и сейчас он старательно декламировал, сдвинув брови, немецкие стихи:
Ob’s stürmt oder schneit,
Ob die Sonne uns lacht,
Der Tag glühend heiß
Oder eiskalt die Nacht.
Bestaubt sind die Gesichter,
Doch froh ist unser Sinn…
— Я правильно читаю? — прервался он.
— Всё правильно. Теперь перевод, — ответила Татьяна.
— Данке шон, Татьяна. Я перевел это так: «Штормит ли или идет снег, смеется ли нам солнце, раскаляя день горячо, или холодная ночь. Лица покрылись пылью, но радостны наши чувства…»
— Всё правильно. Разве что eiskalt…
— Я переводил по словарю, — нахмурился Виктор Иванович. — Там указано значение — «холодный».
— Да, но тут корень Eis, лёд. Лучше — «ледяная ночь».
— Ледяная ночь, ледяная, — забормотал Блинов, исправляя свой перевод на листе, справа от немецкого текста.
— Кстати, что это такое? — заинтересовалась учительница. — Какой-то марш тридцатых годов?
— Марш. Сочинён обер-лейтенантом Куртом Виле 25 июня 1933 года. Музыка Адольфа Гофмана, — добавил он.
— Нацистский марш? — поёжилась Татьяна.
— Немецкий, — строго сказал Блинов. — Его и сейчас поют в Бундесвере. Запретили третью строфу, там про Рейх. А вообще — хорошая солдатская песня. Немцы умеют воевать и сочинять песни.
