— Жри свою водяру — я сунул Коле весь пакет, дозвонился до Андрюхи, взял у него денег и притопал на станцию.
Мне захотелось поехать туда, где был похоронен единственный друг, младший друг, тоже любивший мои стихи.
Я понял, что тропинка Гарри Галлера привела к дому дядюшки Тыквы; что все слова, которые я складывал, пока все складывали свои домики и семейки, — пыль и требуха, не годные даже для борьбы с гололедом.
Я шел бросить свое Я под электричку, и уехать, уехать, уехать. На билете ледяными пальцами я выписывал:
Вы не всплакнете, и хотя Вам жаль,
что наступил опять на те же угли…..
Электричка приближалась, выдрабливая из меня фонему за фонемой.
Я завязывал рюкзак потуже, как хлебниковскую простыню, готовясь выбросить себя на кем-то вылизанные рельсы. Готовясь к уходу в Аден или хабаровскую тайгу. Готовясь разбиться в Африке во время тренировочного полета или стать телефонным мастером Фишером. Последний росчерк:
Все ж не ищите мертвого бомжа…
Когда электричка наматывала на колеса строчку за строчкой, в моем стакане появилась новая зубная щетка. Одинокая навсегда. Я больше сюда не вернусь. Положите меня на депозит, в русской рубашке, под иконами, под большие проценты. Когда найдете.
Я не исчез, всерьез меня погугли…
И пока деревни пролетали мимо меня, домик за домиком, я представлял круг убогих родственников на поминках, Фила с его патетикой, полусумасшедшую мамашу с искривленным ртом, парочку подружек с панели и пустой стул для меня. Я появляюсь, поднимаю стопку и глядя в филовы окуляры, похмельно мямлю:
— Энджи была ненужной на этой гребаной земле. Мы и встретились, как две ненужности. Я не нужен был ей, как вечно пьяный тошнотик с просьбами денег. А она не входила в мою жизнь с красками для волос и менструальными закидонами. Мы и не потрахались ни разу толком. Но нас тянуло друг к другу. Я читал — она слушала. Так бывает. Потом мы опять не виделись месяцами, пока я не приволакивал ведро грязных строчек — мне просто некуда было их нести. Я никогда не приду к ней на могилу, она была нужна мне живой. Она единственная из вас была живая, без нее — вы мне просто неинтересны. Покойтесь с миром!
А деревни, столбы, мосты, провода, тропинки и перелески летели мимо меня, вокруг меня.
«Милый, милый, смешной дуралей….».
Только я оставался статичен, и лишь случайный осколок памяти рождал во мне новое дикое вдохновение — все-таки я заходил в тот день к Энджи — она не дала мне полтинник на спирт.
