– Игорь Николаевич, – представился «интеллигент», протянув руку.
– Александр. – Рукопожатие было крепким, видимо, силы у человека были.
– Срок большой?
– Четвертак, – уныло сказал я в ответ. Блин, сейчас, наверное, начнутся расспросы.
– О, тогда тебе надо глубже залезать, вон те нары, в конце, верхние, – Игорь Николаевич указал себе за спину на нары в конце вагона, – свободны, устраивайся.
– А при чем тут срок?
– Так ехать дальше, – просто пояснил собеседник.
– Ясно.
– Куда закатали-то?
– Да я как-то и не знаю даже. Я вообще после допросов как в тумане, если честно, по хрену уже, куда и зачем.
– Нельзя так, сломаешься раньше времени, чего на зоне делать будешь?
«Да уж точно не двадцать пять лет отбывать!» – подумал я, а вслух сказал:
– Да не знаю я, мозги враскоряку пока.
– Ладно, не кисни, теперь-то уж чего, надо себя настраивать на позитив.
– Ага, настроишь тут, – выдохнул я, покрутив головой.
– Ты где служил, парень? – мужик был явно меня старше, лет на десять точно, поэтому я не удивлялся его обращению ко мне. Так-то ведь и я не молод уже, в этом времени в тридцать лет уже старым считают, вон и башка у меня вся седая, так что выгляжу я так себе.
– Меня комиссовали в сорок третьем из тринадцатой гвардейской.
– Это та, что в Сталинграде отличилась?
– Ага, отличилась. Тем, что чуть вся там не осталась, – фыркнул я.
– Да не злись, у многих так было. Я командовал двести тридцать седьмой пехотной дивизией. На момент окончания моей службы в ней осталось тридцать два человека, даже не бойца. Одни обозники и повара остались, вот так.
– Нехило вас потрепали, – горько заме-тил я.
– Да ладно, мало ли нас таких было.
– Наверное, немало, – согласился я. – Вас-то хоть за что, ведь, наверное, минимум полковником были?
– Да уж, – выдохнул собеседник, – генерал-майор я, бывший, – с видимым сожалением произнес собеседник.
– Да-а, – протянул я, – не нужны стране советской ее герои, не нужны.
– Сам-то как, рота, батальон?
– Берите выше, – весело ответил я, – аж целый взвод у меня был, под Курском. Старшина я.
– А по возрасту мог бы и полковником быть, сколько тебе? – удивился генерал.
– Тридцать четыре, – опять с грустью в голосе ответил я.
– Нормально, еще жить и жить. Мне уже полтинник, неделю назад стукнуло. Эх, жена так хотела юбилей отметить…
– За что же вас? – знаю, что не принято такие вопросы задавать, но мы вроде как откровенную беседу ведем.
– В сорок третьем, когда погибла дивизия, это уже после Курска было, отхреначил я члена военного совета армии, а он еще и членом Политбюро был.
