Так или иначе, но сегодня, тринадцатого декабря сорок восьмого года, меня увезут куда-то далеко, блин, наверняка куда-нибудь на север. Ненавижу холод. Вчера была встреча, после которой чувствовал себя хреново. Приехал лично генерал Родимцев. Как он узнал, как его допустили, вопрос уже не важный и не нужный, я даже не стал задумываться. Тот, оказалось, прекрасно меня помнил, а Петя, когда восстанавливал документы, запрашивал его, там какие-то характеристики вроде требовались. Тогда он обо мне узнал, что я жив и здоров, а вот теперь он приезжал уже после оглашения приговора, спросить меня, как я докатился до такой жизни. Отвечал я ему просто, без увиливаний. Просил, чтобы он верил, как верил нам в Сталинграде. Он никак не мог понять, как я, после всего что пережил за страну, скатился до того, что убежал за границу. Я объяснял это просто, хотел вылечиться. Вроде поверил, по крайней мере при прощании похлопал по плечу и не проклинал. Заодно сообщил, что Петруха получил десять лет, также потеряв все награды и звание. Хорошо, что пожалели семью, не стали трогать, ведь супруга-то у него ничего обо мне не знала, представляете, что с ней было бы после допросов? Петю увезли еще месяц назад, оказывается, он даже сидел со мной в одном изоляторе до суда. Сейчас он находится на зоне где-то под Горьким.
Как и говорил, сразу после ареста я поник и сопротивления не оказывал, но после известий о Петре я начал лихорадочно размышлять. Дело в том, что я не мог себе простить, что так подвел друга, сломал жизнь и ему самому и всей семье. Мозг работал, правда, не так хорошо как до побоев.
– Осужденый Иванов! – с ударением на второй слог. – С вещами на выход! – прозвучала команда, когда открылась дверь камеры. Я послушно встал и, подхватив нехитрый скарб, всего-то узелок с бельем, вышел из камеры и встал лицом к стене. На запястьях защелкнулись наручники, эх, а я ожидал, что на этап не наденут…
Все же я не зря надеялся. Когда привезли к поезду, то первым делом прямо возле теплушки сняли «браслеты». Растерев запястья, забрался в вагон. Надо же, даже по хребту прикладом не добавили для скорости. Всякой гопоты, да и серьезного вида жуликов в вагоне оказалось на редкость много, навскидку человек сорок. Даже мимолетного взгляда хватило понять, что нар на всех явно не хватит.
– Эй, служивый, падай сюда! – услышал я за спиной негромкий призыв. Я был в потасканной фуфайке, но в солдатских галифе, видимо поэтому меня так и окрестили. Звавший меня мужик выглядел странно. С виду интеллигент интеллигентом, в круглых очках, одна линза с трещиной, но на месте, даже лицо выбрито почти чисто и ровно, но одет в солдатскую шинель и пилотку.
