– Вы, бужане, и мы, древляне – одного старинного корня, дулебского, – говорил он. – Деды наши братьями были, князь бужанский один всем владел, отсюда и до Днепра, а роды деревские и дреговичские, да и полянские тоже – были его дети и жили во всем с бужанами заедино.
– Это правда, да только слышал я, еще до нас, до руси, пошли между внуками дулебскими раздоры и стал всякий род жить и править сам по себе, – не без ехидства отозвался Етон.
Он не пропустил намек: признай он древлян «братьями», помоги им отбиться от Киева – и последний деревский князь сулит признать его «старшим братом» над собой. Но не спешил радоваться: от иной родни убытку больше, чем пользы.
– Пошли у нас свои князья, это верно, но князья-то наши добрые. Землей Деревской они управляли мудро, по обычаям дедовским, чуров чтили, богов молили. А как пришли русы из Киева да стали наши земли воевать, тут и кончилось наше счастье. Дани стали требовать непомерные, жен и детей в полон уводить, девиц и отроков грекам да сарацинам продавать. Десять лет Свенельд из нас кровь пил, а как не стало его, сам Ингорь пришел и стал дани требовать, вдвое больше прежней. Никакого терпения у людей не достанет. Возмутились мужи деревские, собрались и убили Ингоря с дружиной его.
Красила стал рассказыть, как было дальше: как через Олега Предславича, своего свата и племянника Ольги, Маломир предложил ей мир и брак, как она пообещала обсудить свадьбу после поминок по прежнему мужу, а сама вместо этого приказала перебить с полсотни упившихся мужей деревских.
– Эх вы, древляне! – вздохнул Етон. – Живете у себя в лесу и не ведаете, что в мире делается. Вина греческого нюхнули – всякий ум вон. Видно, не доезжали до вас те гости торговые, что рассказывали: у Отто, саксонского короля, много лет война с вендами, что тоже вашего, славянского корня. Так один его муж тоже старейшин вендов три десятка зазвал к себе на пир, вина и меда выставил, пил сам с ними, а как они упились, приказал отрокам их порубить. Слышали бы вы – остереглись бы на киевские меды-то налегать…
– Не ездят к нам гости торговые, – угрюмо ответил задетый Красила, сам одетый в «печальную» белую свиту. – По Моравской дороге от вас прямо на Киев идут! Там торг ведут, а мы эти узорочья моравские да паволоки греческие только на русах и видим! А ведь нашими трудами, нашими бобрами, да куницами, да медом, да воском те паволоки оплачены! Теперь как бы не пришлось и повыше цену платить – девицами да отроками! Свенельдов сын меньшой, Лют, уж налетел на Малин, с полсотни отроков и девиц увел!
