Берест добрался до урочища много позже, когда в обчинах уже развели огонь и варили кашу. Гостима под навесом чистил новую лошадь – одну из трех десятков, привязанных к длинной жерди.
– Всех людей привели? – спросил Берест.
Гостима обернулся. По лицу его еще блуждала улыбка лихорадочного ликования. Он был очень горд успехом и никому на свете не сознался бы, что летел на чужой лошади, как птица, чувствуя, что сама Марена сидит на крупе позади него и хохочет. До сих пор спине было холодно. И при том хотелось прыгать от радости. Все удалось! Боги помогли! Они взяли добычу и вернулись невредимыми! Только дурень Излюбка не усидел на неоседланной лошади и посреди дороги вылетел в кусты, а лошадь убежала было назад на Моравскую дорогу, да ее поймали и все же привели стрелки с засеки у оврага.
– Всех? – Гостима призадумался. – Как я тебе всех приведу, если пошло нас полсотни, а лошадей взяли двадцать девять? Кто не с добычей, те после подойдут. Иди лучше взгляни, какова наша добыча!
Лошади были хороши – все сильные, сытые и гладкие. При них нашлось немало всякого добра: свернутые вотолы, два шлема, один подвешенный к седлу щит, съестные припасы, сорочки, черевьи и всякие обычные дорожные пожитки. Шесть сулиц и еще одна секира – эту взял себе Миляй, а свой топор отдал кому-то из родичей. Кое-кто, не теряя времени, уже и нарядился в новые рубахи.
У одной лошади нашелся в седельной сумке необычный мешок – из кожи, обшитый по краю красной нитью, со свинцовой печатью. К тому времени как Берест подошел, его уже вскрыли – просто разрезав кожу вдоль шва.
– Ты гляди, дрянь какая! – Мужик по имени Долгай, что сам и завладел двумя лошадьми сразу, уже вытащил из мешка несколько небольших белых шкурок и теперь теребил в руках. – Не мех, а одно посмешище! Ворс короткий, густоты никакой… у нас белка лучше!
– Ишь, лоснится! – другой мужик взял у него шкурку и потер пальцами. – Повылезет все разом, и одной зимы не проносишь. Это горностай. У нас не берут его – толку чуть.
– Да в нем тепла никакого. Белка лучше.
– Одна радость, что беленький да мягенький.
– Мне отдай, я себе шубу пошью! – Какой-то отрок выхватил у Долгая шкурку и напялил себе на маковку. – Буду что твой боярин русинский!
Он завилял бедрами, видимо, изображая важную походку русинского боярина; вокруг засмеялись. Долгай шлепнул его шкуркой; шкурка с головы упала наземь.
На смех подошел Миляй. Уразумев, в чем дело, осмотрел шкурки и мешок, повертел свинцовую печать, а потом взялся за бороду.
