Митрич согласно кивнул: да, пора. И сердчишко что-то начало пошаливать. Должно быть, от жары. Весна, самое начало — а жарища уже как в преисподней.
К тому же стали сдавать нервы: позавчера схватился с одним английским капитаном. Храмцов удивленно поглядел на Митрича. Как это — схватился? Да так вот, объяснил Митрич. Он вел английский сухогруз, и все судовое начальство торчало на мостике. Вдруг капитан сказал: «Русские сбросили атомную бомбу. Я убит. Судовые приборы повреждены. Как вы будете вести судно, джентльмены? Думайте, думайте….» Он был недоволен ответами. Тогда ответил Митрич: «Я полагаю, можно будет воспользоваться шлюпочными компасами». — «Браво! Вы настоящий моряк. Немец?» — «Нет, русский».
У капитана начало вытягиваться лицо. Вот тогда Митрич, не сдержавшись, и выложил ему все насчет русских, которые только и мечтают сбросить атомную бомбу на этот английский сухогруз. Конечно, надо было бы сдержаться. Так ведь и до скандала недалеко. Но скандала не было. Капитан ушел, и штурман попросил у Митрича извинения за бестактность.
Впереди катил «стандарт», и Митрич не обгонял его. Незаметно для себя Храмцов задремал, и, когда открыл глаза, было уже темно. Машина стояла, и Митрича рядом не было.
Храмцов открыл дверцу и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Его машина стояла впереди, у самого края шоссе, и он направился к ней.
— Проснулся, — недовольно сказала Люба. — У меня что-то с мотором случилось, придется ждать до утра.
— Где наши? — спросил он, оглядываясь.
— Ходят здесь где-то, — раздраженно отозвалась Люба, и он не понял, почему она говорит так. — Господи, дура какая, что согласилась ехать! Мне Татьяна голову заморочила. Как будто мне очень интересно знать, что ей из дому пишут. А она только и знает — та родила, тому орден за какое-то изобретение дали, у тех новоселье…
— Чего ж тут плохого? — перебил ее Храмцов. — Ну, скучает человек по дому…
— Скучает! — фыркнула Люба. — А дома что? Врет баба, ломается, патриотизм свой выказывает. Да разве она дома видела, что видит здесь?
— Перестань, — резко сказал Храмцов. — Это… это гадко.
— Вот как? — тихо спросила Люба. — Вы, кажется, на меня прикрикнули?
— Да, — кивнул он. — И прошу тебя, не говори так о людях. Если ты сама не тоскуешь по дому, это не значит…
— Врете вы! И ты врешь, — уже громче сказала она. — Мы только здесь и увидели, как люди живут. Вернемся — долго вспоминать будем.
— Магазинчики будем вспоминать?
