Моряки сдержанно заулыбались — это им польстило.
Замминистра встал и пожелал всем удачи. Наконец-то во всем полная ясность. Можно идти звонить в Ленинград, Любе. Митрич увязался за ним. Они шли на Главпочтамт, и Митрич удивленно крутил головой.
— Вот, скажи на милость, как судьба играет человеком! Думал, поплаваю еще годков пять, а там и на берег, в наставники. Теперь со старухой будем в Египте кофея гонять. По-арабски кофе знаешь как называется? Мур. Выпьешь вот такую чашечку, и сердце из ребер выскакивает.
Они заказали Ленинград, ждали, и Храмцов морщился. Сейчас его раздражала разговорчивость Митрича. Ему надо было подумать обо всем и прежде всего о том, как говорить с Любой. А Митрича словно прорвало. Крупных судов с большой осадкой им проводить не придется, говорил он, канал-то не очень глубок… Паршивая пора на канале — весна. Как задует хамсин — ложись и пропадай. Песок мелкий, будто мука, забивается всюду, а видимость бывает такая, что в пятидесяти метрах ни черта не видать. Он попал однажды в такой хамсин, на всю жизнь запомнил.
По счастью, Митричу первому дали разговор с Ленинградом, и он побежал в кабину. Храмцов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза…
Сейчас все решится. Он скажет Любе — пусть поступает так, как сочтет нужным. В конце концов, в жизни каждого человека бывает пора наивысшей ответственности — вот такая пришла к нему, и он не мог отказаться от этой работы. Люба, конечно, этого не поймет. Пусть считает, что его заставили. Так ей проще.
— Ленинград, пятая кабина…
Он зачем-то кричал в трубку, хотя было отлично слышно и вполне можно не кричать:
— Мы едем в Египет… Да, надолго… Ты сможешь приехать через несколько месяцев… Заберешь Аленку и приедешь…
Он говорил не то, о чем думал, дожидаясь этого разговора. Вдруг Люба спокойно перебила его:
— Аленку можно будет отвезти в Днепропетровск…
Он опешил. Голос Любы был совсем рядом. И этот ее спокойный тон, и это короткое, деловое решение, которое, конечно, ему самому не могло прийти в голову, — все это было совершенно неожиданным.
— Значит, ты уже решила?
— А что делать? — усмехнулась там, в Ленинграде, Люба. — Жить-то ведь надо.
— Да, — совсем успокоившись, согласился Храмцов. — Разумеется, надо. Это ты здорово решила насчет Аленки. Ну, поскучаем без нее, само собой. Во всяком случае, спасибо тебе, Люба.
Он положил трубку и, выйдя из кабины, почувствовал, как у него мелко и неприятно дрожат руки. Во всем теле была какая-то странная пустота, будто от тяжелой усталости. Митрич уже поговорил со своей женой и ждал Храмцова, вытирая бритую голову.
