— Погодите, — остановил ее Ткачев. — Если вам трудно…
— Ну, что там! Это если вам интересно…
— Интересно, — кивнул Ткачев.
Он знал, что люди, рассказывая о себе, часто пытаются приукрасить себя и свою жизнь. Здесь же, в том, что говорила Люба, все было предельно откровенным, особенно это признание — желание удрать в личное счастье, желание, которое, что там ни говори, даже годы спустя после войны выглядело не очень-то порядочным. Впрочем, подумалось Ткачеву, может быть, я не все пойму и приму сразу, потому что я мужчина, а она женщина, и это — ее естественная слабость. Не все могут стать Зоей Космодемьянской или Лизой Чайкиной. Он не перебивал Любу.
— Можно было пуститься во все тяжкие. У нас некоторые сестры гуляли и пили — забывались… Мне это было тоже отвратительно.
Она встала, подошла к окну и отвернулась, охватив плечи руками. Ткачев не знал, что это ее любимая поза и любимое место — у окна.
— Я потом вам объясню, почему рассказываю все это. Вы ведь удивляетесь, верно?
— Немного, — признался Ткачев.
— Так вот, представьте себе теперь — молодой мужчина, майор. Война шла к концу, и я могла не бояться, что он погибнет, — ему надо было еще долго лечиться. Я знала, как Володьке было тяжело узнать, что я выхожу замуж, но уже ничего нельзя было поделать. Мы уехали к его родителям. Муж так и не вылечился…
Ткачев кивнул. Люба не видела этого — она не оборачивалась.
— И здесь все кончилось. Я была при нем прачкой, кухаркой, уборщицей.
Она обернулась. Ткачев, сняв очки, начал протирать их: так он мог хотя бы не глядеть на Любу.
— Молчите и осуждаете? — снова усмехнулась она. — Но это потому, что вы не знаете женщин, Вася. А теперь я объясню вам, почему рассказала все это.
— Ну, об этом я и сам догадался, — сказал Ткачев. Ничего неожиданного в Любе для него уже не было. Володька Храмцов ее вполне устраивал. Ну, месяц в море, зато потом несколько дней или неделя того самого счастья, о котором она мечтала. Ради этого стоило потерпеть месяц. — Значит, вы…
Она предупреждающе подняла руку.
— Да, да. Я еще не могла, не успела отойти от всего, что со мной было, а он торопил, настаивал… Я сказала ему, что внутри у меня пока, как в холодильнике. Но вы же знаете Храмцова… И вы обо всем догадались тогда, на свадьбе. Вы и еще тетя Лина. Я от нее тоже ничего не скрывала. Вы относитесь ко мне настороженно — ну что ж, вот вам вся правда. Но, может быть… — Люба неожиданно всхлипнула, — может быть, с ним…
