Ради тебя, Ленинград! | страница 22
Никто не отозвался. Пришлось постучать посильней. Наконец отворилась дверь и на крыльце показался заспанный солдат. Он принял меня за гражданского, увидев телогрейку под расстегнутым маскхалатом.
Я попросил позвать командира.
Тот сперва отнесся ко мне с недоверием, засыпал вопросами: кто такой? кем послан? почему так поздно?
Я объяснил, что у меня срочное задание, и протянул документы. Командир долго их изучал, подсвечивая себе зажигалкой. Потом осветил мое лицо. Вид у меня, конечно, был измученный, и это избавило от дальнейших расспросов.
В избе расположилось подразделение связистов. Солдаты спали вповалку на полу. Несколько человек устроилось на печи. Свободного места для ночлега не было, но я объяснил командиру, что ночевать не собираюсь. Попросил лишь разрешения немного отдохнуть и просушить одежду. Он провел меня через спящих к печи на кухне и, извинившись, лег спать.
Печь была русская, старинной кладки. В ней еще тлели малиновые угольки —: видно, протопили недавно. В избе было жарко. Во второй раз за день я разделся почти догола. Одежда промокла насквозь. Мне пришлось даже выжимать гимнастерку. В темноте я наткнулся на ухват, он пригодился мне для сушки одежды. На нем я протянул в печной проем гимнастерку — поближе к тлеющим углям. Телогрейку и ватные брюки положил на горячие кирпичи.
Затем достал из вещмешка черные сухари и фляжку с водкой. В качестве дополнительного пайка мне выдали сто граммов. Сделал несколько глотков — и сразу потянуло в сон. А спать было нельзя. Чтобы не заснуть, я присел на корточки и прижался спиной к нагретому боку печи.
Не случайно русский человек так любит печь. Без нее зимой он бы пропал. Печь в избе — основа всего. Это очаг семьи, признак устроенной жизни. Печь и кормит, и греет, и лечит. Вот и меня она дважды выручила в пути.
Я очнулся, услышав далекий шум. Сначала мне показалось, что это гудит ветер в печной трубе. Но, прислушавшись, понял: с улицы доносился гул автомобильных моторов.
Еще у моряков на Кареджинском маяке я для себя решил, что возвращаться буду другим путем.
На карте село Черное находилось рядом с Новоладожским каналом. Он протянулся почти параллельно озерному берегу. И вот теперь я услышал, что по замерзшему руслу канала шли машины. Они везли грузы из Новой Ладоги до Кобоны и дальше через озеро на Вагановский спуск.
Я быстро оделся и вышел из избы, надеясь поймать попутку.
Новоладожский канал проходил метрах в 200 от избы. Я пошел к нему напрямик по снежной целине, двигаясь в темноте на шум моторов. Он то усиливался, то затихал. Видно, машины следовали колоннами.