Несколько раз отчаяние охватывало меня. Выбившись из сил, я падал на снег. Но каждый раз удавалось подняться. Я снова шел вперед, понимая, что завтра, в 12.00 мое донесение ждут в батальоне. Запасной вариант должен быть проверен до конца.
Так прошло четыре с лишним часа. Наконец впереди показались какие-то кусты. Я обрадовался, что близко берег. Но радость оказалась преждевременной. Вокруг чернели камышовые заросли. Снегу в них намело еще больше, чем на открытом озере. Вскоре я провалился в сугроб по грудь.
Стояла глухая ночь. На небе — ни звездочки, на снегу — ни звука. Даже не шелестел замерзшими метелками камыш. Я понимал, что берег где-то рядом. Но как добраться до него по таким сугробам? Да еще сквозь частокол одеревеневших стеблей. Утешала только мысль, что основную задачу по разведке запасной трассы я все же выполнил. Да что толку — кто об этом узнает?
Вдруг мне почудилось, что потянуло дымком. Запах был очень слабый и быстро пропал. Но я все же уловил, с какой он шел стороны.
Невольно вспомнился Емельян Пугачев из пушкинской «Капитанской дочки». В степи, занесенной снегом, Пугачев определил дорогу по запаху дымка, доносившегося из постоялого двора. Только не было у меня ямщика, чтобы крикнуть ему: «Ну, слава богу, жилье недалеко! Сворачивай вправо да поезжай!..»
Собрав остатки сил, я пополз среди камыша. Вернее, поплыл по снегу, разгребая его одной рукой. Другой я тянул за собой лыжи с продетыми в крепления палками. Мерзлые стебли цеплялись за них, метелки колотили по лицу. Снег обсыпался подо мной. Казалось, что я барахтаюсь на одном месте.
Не знаю, сколько я так передвигался. Может быть, всего 200 или 300 метров. Но заросли камыша вдруг кончились: впереди белел только чистый снег. Я понял, что это берег, и поднялся во весь рост.
Никаких признаков жилья не было видно, хотя запах дымка стал более ощутим. Я чувствовал его теперь при каждом порыве ветра. Но брести по берегу пришлось еще более километра, пока передо мной не возник из темноты забор. Сквозь щели в нем я разглядел избу с дымком из печной трубы.
Я все-таки немного сбился с пути, взяв от маяка Кареджи чуть севернее, чем нужно. Поэтому и забрел в камыши. Они покрывали большую заводь у Песчаного мыса, левее села Черное. Но теперь я твердо знал, что вышел к крайней избе.
В окнах света не было. В избе, видно, давно спали. Впрочем, ночью свет не зажигался — маскировка! Я поднялся на крыльцо и осторожно постучал лыжами в дверь.
