— Видала, кони какие?! У Борга кони… не то, что б не те! Они у него — другие — для форсу. Англичане. Или арабы…Если только в коляску заложить и в скачку, в бег на пари! А что б тяжесть какую нужную — не–ет! Тяжесть — не могут. Не должны. Не та стать — порода не та!
…И запрягает не торопясь в широченный, на дутых шинах, грузовой полок пару огромных Фландрских першеронов. В лучах утреннего солнца казались они медно–красными. Со словно вылинявшими — в золото — мощными гривами. С неохватными шелковистыми крупами… Такие кони на родине их ещё с начала средних веков незаменимы были для рыцарских турниров и крестовых походов — легко они несли на себе кроме собственного стального панциря и тяжеленного боевого седла с высоченной лукою, ещё и самого всадника в полном вооружении. Галопом с места скача и преодолевая не одно лье с грузом в четыреста фунтов… А для перевозки тяжелых грузов единственные…
…Выхоленные красавцы могучего сложения с завязанными в тугие узлы белыми хвостами солидно потряхивают головами. Аккуратно покусывают полированный их губами торец дышла. Аккуратно, не дыша будто, берут из рук Стаси Фанни сладкие хлебные, с солью, корочки… И благодарят поклоном симпатичнейших морд, прикрытых соломенными шляпами. И плавным движением — или прядением — продетых сквозь фигурные поля мохнатых ушей…
Дед Якоб швыряет на передок платформы пару брикетов прессованного сена. Сажает на них Фанни. Садится рядом… И они до полдника торжественно объезжают поля — разноцветную, великим мастером в пространстве мироздания прочерченную Гравюру Жизни…
Если под солнцем имеется СЧАСТЬЕ — ВОТ ОНО!
…И вдруг:
— А ведь царь твой, Александр Второй, дурак!….
Как есть дурак! Столкнул нас указом своим с российской земли. Кто теперь такие пшеницы ему изростит? Или, к примеру, коней таких? Никто! Значит, дурак он.
— Его уже давно нет, дедушка Якоб. Его ещё в 1881 году убили террористы… Наверно, не он один виноват, что чиновники, правительство своим указом сделали вашу жизнь в России невозможной? А царь он был нормальный. Не лучше, но уж — точно — не хуже других. Ведь это он в 1861 году освободил крестьян от рабства. Мирно, причём. Не как у вас — войной Севера с Югом…
— Не! Не освободил он мужика, — не соглашался дед Борг. Нет! Он мужика согнал с земли! Как потом нас. Одна рука!
Когда, девонька, мужика освобождают, или даже послабление только дают, жизнь начинается тогда. Довольство начинается. Как у нас тут. А у вас там освобождают его из одной кабалы да в другую. Всегда худшую. Потому у нас изобильность, всего полно, и крестьянин здоровеет, крепнет. А у вас он губерниями вымирает… Люди людей едят!… Понятно это тебе?
