— Фанни, дорогая… Я виновата во всём… Я не написала тебе… Не могла я ТОГДА этого сделать… После Марфы… После Михаила… Не могла, Фанни… Теперь вот должна… Огорчить теперь должна, моя девочка… Слушай: нет больше нашей Анны Кириловны — твоего Ангела хранителя… Она умерла… Четвёртого августа… тысяча девятьсот пятого года в Гальбштадте… Когда родился Герман Виллим, брат твой… Маленький брат… Она завещала всех, — тебя, Фанни, — мне…
… Боги мои!… Стаси Фанни, терзаемая мгновения назад непонятными предчувствиями безграничного горя, что в последние дни не раз настойчиво являлись ей в минуты мучительно неясных воспоминаний–предвидений, смотрела на состарившее сразу, сразу потерявшее значительность и властность лицо Бабушки Розалии… Одна единственная мысль бешеными пульсами била–хлестала воспалённый мозг Стаси Фанни: — Бабушка Розалия ПЛАЧЕТ! И потому, что ЭТОГО НЕ МОГЛО БЫТЬ! — НИКОГДА, НИКОГДА не видела она и не предполагала никогда СЛЁЗ ЖЕЛЕЗНОЙ ЖЕНЩИНЫ — Стаси Фанни стало непереносимо больно и СТРАШНО! … Но… немыслимые эти Бабушкины слёзы и рождённый ими СТРАХ не дали ей расплакаться самой. Самой распуститься… Они властно и грубо вырвали из навязчивого сумеречного сна–кошмара что цепко держал сознание и волю её с памятного пред утра в монмартрском доме, с той минуты, когда она, ослепнув вдруг и потеряв способность что либо понимать, пыталась начать и прочесть до конца поданную ей консьержем кратенькую СТРАШНУЮ телеграмму…
Они отогнали от Стаси Фанни терзавшие её вот только что, за мгновение до слов Бабушки Розалии, грозные предчувствия- призраки, которые… — выходило так! — были сильнее и страшнее того, что сказала ей теперь сидящая перед ней старуха…
Новыми глазами, глазами сильной и мужественной женщины, чудесно сильной… как сама ЖЕНЩИНА ЖЕЛЕЗНАЯ — Бабушка Розалия, Стаси Фанни оглядела сказочно прекрасное звёздное небо над вознесенной к нему верандой гостиницы АСТОР, на сверкающую полосу лунного зеркала Гудзона…
Ещё не успокоившееся сердце Стаси Фанни стучало ровными, резкими ударами… Потом оно сжалось сильно, до глубокой нестерпимой боли…
Тотчас звёзды померкли снова… Опять погас серп луны… И в непроглядной бездне над исчезнувшим заливом, как во всех прежних видениях–предвидениях, взошли, вспыхнув, в ослепительном сиянии светильников, засветились немыслимо ярким светом ДВЕ ДЕТСКИХ УЗНАВАЕМЫХ ГОЛОВКИ, ДВА ЛИЦА-МАСКИ…
…Месяц сильная Стаси Фанни не поднималась с постели. Было глухое забытье, прерываемое на мгновения тем же мучительным видением детских лиц, обращённых к ней в гримасе призывного крика…
