Теперь Евпатория была лишена красок, как черно-белый чертеж, по которому каждый из семисот старался прочесть свое будущее: не дальнее, о нем никто не позволял себе думать, а самое близкое, когда придется покинуть шаткую палубу, такую прочную и надежную в сравнении с сушей, лежащей за смутной чертой прибоя. И будто не они подплывали, а сам город надвигался на них, охватывая полукольцом бухты, вовлекая в себя людей и корабли, и, по мере того, как рос на глазах берег с его темными зданиями и причалами, отступали, стирались из памяти людей частности судеб и биографий, и, как всегда перед броском или атакой, росло ощущение родства, общности судьбы перед лицом того, что им предстоит сделать. Не берег — рубеж, не город — плацдарм лежал перед ними, и люди теснее сдвигали плечи. В том, что они возьмут город, у старшего политрука Цыпкина нет никаких сомнений: накануне успешно высадились в Феодосии 44-я, в Керчи — 51-я армия, освобождены Керчь, Феодосия, Камыш-Бурун!
Высаживались под огнем, на шлюпках, по балкам взорванных причалов, прямо по воде, по мокрому перемешанному со снегом песку знаменитых детских пляжей, через простреливаемое пространство набережной, туда, в улицы и переулки старого города, в глубь Евпатории катился бой, добавляя к серым краскам рассвета еще две — черные бушлаты убитых и кровь на снегу.
В первые же часы захватили маяк, радиостанцию, здание гестапо. К одиннадцати часам был освобожден почти весь центр города. Долго выбивали фашистов из гостиницы «Крым», самого крупного здания в довоенной Евпатории. Но вот над его крышей взвился красный флаг, в одной из комнат старший политрук Цыпкин снял шинель, вынул из офицерской сумки круглую горсоветскую печать и приступил к своим обязанностям председателя Евпаторийского горисполкома.
Теперь, лежа на чердаке в доме на Русской, он уже не памятью, не чувствами, а всем напряжением ума старался отыскать связь между той счастливой победной минутой и гибелью десанта, когда, собрав у стен гостиницы горстку оставшихся в живых, командир батальона Бузинов приказал пробиваться окраинными улицами в степь.
Уже простреливался каждый перекресток, каждый метр открытого пространства стоил кому-то жизни. По маленькой площади с фонтаном посередине, которую пришлось им перебегать, били наперекрест пулеметные очереди. Когда площадку пересекли, Бузинов пересчитал оставшихся: сорок восемь. Ночь с пятого на шестое они провели в Багайских каменоломнях. К вечеру шестого ветер переменился, и они услышали выстрелы: в городе стреляли! Долгожданное подкрепление! И сорок восемь пошли обратно в город на соединение со своими.
