Игра в Шекспира | страница 28
Тийа. Мне много лет, братец.
Эйе. И что с того?
Тийа. Я стара. Не настолько, чтобы умереть прямо завтра с утра, но настолько, чтобы устать заниматься теми делами, которыми должен заниматься двор моего сына.
Эйе. Ты намекаешь на то, что внешняя политика царства Атона не интересует никого из придворных?
Тийа. Отчего же? Я, например, заинтересована в этом. И, полагаю, молодая Нефертити тоже.
Эйе. Царица заинтересована во всем, что касается ее мужа и ее государства.
Тийа. Это похвально.
Эйе. Это долг царицы.
Тийа. Идет война, вы все что, этого не понимаете? Приближается.
Эйе. Городу Атона ничто не грозит.
Тийа. Но грозит — целостности страны. Это гораздо страшнее.
Эйе. Атон убережет нас.
Тийа. Не стоит слишком уповать на Атона.
Эйе. Но он вразумит тебя.
Тийа. Только если меня… Ведь никто другой не озаботится внешними делами государства…
Эйе. Поверь, тебя в этом деле — вполне достаточно. Ты все делаешь так, как угодно Атону. Атон доволен.
Картина третья
На сцене — одинокий Эхнатон, смотрящий в зал. Нефертити выходит из-за кулис, встает за его спиной.
Нефертити. Здесь ли муж мой, Эхнатон?
Эхнатон. Здесь, о царица.
Нефертити. Здесь ли повелитель земель по обе стороны Нила, гроза врагов и сын самого Атона?
Эхнатон. Он слышит тебя, о прекраснейшая.
Нефертити. Здесь ли тот, с кем делю я ложе, отец моих дочерей, свет жизни моей, половина моего сердца, вместилище моего ка?
Эхнатон. Он здесь, любовь моя, он слышит тебя (обнимает ее).
Нефертити. Мне страшно, Эхнатон.
Эхнатон. Почему, Нефертити?
Нефертити. Мы все делаем не так… Этот город… За его стенами идет война, а мы открыли наши храмы, сбросив крыши, и смотрим лишь вверх, не глядя по сторонам. Верно ли это, муж мой?
Эхнатон. Куда же еще мы должны смотреть, как не на лик единого божества?:
Нефертити. Оглянись, муж мой, мудрый Эхнатон! Ты сумел объединить всех под властью Атона, но не рано ли ты решил, что все в государстве твоем суть мир и покой?
Эхнатон. Ты сомневаешься, о прекраснейшая из женщин?
Нефертити. Я люблю тебя, Эхнатон, и я хочу, чтобы и прочие любили тебя, чтобы подданные не шушукались по углам, называя тебя «тенью Атона»…
Эхнатон. Разве это дурно — быть тенью единого бога?
Нефертити. О твоем отце говорили, что он и есть бог…
Эхнатон. Мой истинный отец — Атон. Но и жене моей возводят храмы и поклоняются как живой богине… Не радует ли это твое сердце?
Нефертити. А что должно меня радовать? Изобилие павших ниц или те гимны, что поют на улицах, едва завидев мою колесницу?