…». Иблисов уверенным шагом прошел мимо портье и стал спускаться в полуподвал, куда указывала светящаяся стрелка с надписью «
BAR».
В полумраке было тепло и накурено. Посетителей было мало, несмотря на вечер пятницы. Здоровенный Grundig, медленно вращая бобинами и покачивая стрелками индикаторов, заполнял пространство летящими трелями трубы Майлза Девиса. В ультрафиолетовой подсветке пронзительно сияли белая рубашка, зубы и белки глаз негра-бармена.
— Здравствуй, Феденька, — поприветствовал его философ, стряхивая снег с дубленки. — Приютишь покорителей полюса?
— Всегда рады, господин Блум. Что пить будете?
— А сделай-ка ты нам, любезный, ирландского кофею. Только по зимнему варианту — виски не жалей!
Сложив куртки на свободное кресло, друзья устроились на полукруглом диванчике в углу бара.
— Почему бармен назвал вас «господин Блум»? — спросил Димон.
— Будем считать это творческим псевдонимом. Когда я совершаю пятничный вояж по любимым местам, мне хочется быть Блумом. Хотите, и вам придумаем «дорожные имена»? Вот вам, Серый, подошло бы имя Дедал. Вы не против?
— Я бы предпочел остаться при своем обычном имени, — вежливо, но твердо ответил Серый.
— Ну, как знаете. Имена — это всего лишь терминология узкого социума. Оттого, что я назову стул сиденьем, его потребительские свойства не изменятся. Ни концепт, ни денотат не пострадают.
— Кроме «семантического треугольника» существует еще и магия имени.
— Понятно, — усмехнулся Иблисов, — как корабль назовете…
В этот момент бармен поставил на стол поднос с тремя высокими бокалами. У каждого бокала сбоку была ручка как у чайной чашки, а сверху красовалась шапка взбитых сливок.
— Ваш заказ, господин Блум.
— А что это у тебя, Феденька, с рукой? — спросил философ, обратив внимание на аккуратные полоски пластыря на пальцах негра.
— С Тапио отношения выясняли.
— Это с каким Тапио?
— Да, водитель финский. Ездит сюда каждые две недели, привозит грибы соленые на продажу, водку ихнюю дешевую — сами знаете, как они там живут при коммунистах.
— Что же вы не поделили? Водка несвежая оказалась?
— Странный они народ, эти финны. Социализм этот у них в печенках сидит, кроют его между собой почем зря, но стоит иностранцу про Куусинена слово плохое сказать — в горло готовы вцепиться.
— Что же, Феденька, у каждого своя правда. А ведь сказано: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Вот и не надо им мешать…
— Так ведь они себя умнее нас считают. Про социальную справедливость рассуждают, ходят тут, поучают. А мы — русские люди. Нам этих идей опасных не надо. Вера православная нам от дедов наших досталась, а Марксы-Энгельсы ихние здесь не прорастут — почва не та. А ежели что — мы и на них, и на студентов управу-то найдем!
