— А вам, дружище, хотелось бы философствовать под оливами под шум моря? А как же внутренняя свобода?
— Внутренняя свобода заканчивается в очереди за колбасой. Вы активно не любите тех, кто стоит перед вами. Когда вы лезете в переполненный трамвай, вы ненавидите тех, кто уже внутри. «Подвиньтесь, сволочи! Там еще полно места», — кричите вы им. Когда же вы оказались в вагоне, то начинаете ненавидеть тех, кто пытается влезть. «Куда прут эти гады! Здесь уже не вздохнуть!» — думаете вы теперь. Это государство преступно, и Бог умер именно здесь!
— Именно это государство? Наш друг Серый тут давеча Ницше цитировал: «Государством зову я, где все вместе пьют яд, хорошие и дурные, где медленное самоубийство всех называется жизнь». Это что же, старина Фридрих в 1984 году про «союз нерушимый» писал?
— Аполлионыч! Я жить хочу и дышать полной грудью! Я…
Один из «папиков» похлопал Димона по плечу:
— Господа хорошие, заканчивали бы вы свой митинг. Здесь приличное, тихое заведение, с нами дамы, а с вашей философией потом всем присутствующим придется объяснения на Литейном писать.
— А ведь товарищ прав, — согласился Аполлионыч. — Каждый имеет право провести остаток дней как завещал классик — в обществе лихих друзей и волооких красавиц. А не поменять ли нам, друзья, место дислокации?
— Куда же нас сейчас пустят? — удивился Серый. — Везде очереди. Можно, правда, на вокзал — в зале ожидания буфет работает…
— О, поверьте, мне известны многие городские тайны, — успокоил его философ. — На морозе не останемся.
Друзья оделись, а Аполлионыч спрятал в сумку недопитую водку. Димон запихал в рот оставшиеся полкотлеты с горчицей, поднял воротник куртки и вышел на мороз вслед за Серым и Иблисовым.
* * *
«Но страннее всего происшествия, случающиеся на Невском проспекте. О, не верьте этому Невскому проспекту! Все обман, все мечта, все не то, что кажется…»
Н. Гоголь. «Невский проспект»
На улице пошел сильный снег, который уже успел засыпать тротуары и мостовую. Проезжающие автомобили двигались осторожно и оставляли за собой глубокую колею. Откуда-то уже были слышны звуки скребущих по асфальту лопат, но здесь, на углу Мойки и Невского дворников пока не было видно. Серый застегнул молнию на куртке под самый подбородок и поглубже натянул шапку. «Только бы идти было недалеко», — подумал он, с сожалением глядя на свои осенние сапоги. Городовой на Полицейском мосту снятой с руки перчаткой отряхивал снег со стеганой синей куртки. Из подворотни дома Елисеевых выехал, глухо урча, свежевымытый Роллс-Ройс и тут же усиленно заработал щетками на ветровом стекле, отбиваясь от падающих снежинок.
