Вскоре появился Вил Аполлионович. За ним семенила румяная тетка с подносом. «Сюда, Галочка, сюда, — направлял ее философ, — а то мои друзья заждались в предвкушеньи». Стол, как волшебная скатерть-самобранка оказался уставлен тарелками с пышущими жаром котлетами и жареной картошкой с луком. При виде таких яств Серый с Димоном шумно сглотнули слюну.
— Заметьте, — обратил их внимание философ, — картошки в меню нет. Это, как говорится, комплимент от шеф-поварихи для дорогих гостей.
— Мы, к сожалению, не в полной мере можем соответствовать… — смущенно пробормотал Димон, выставляя на мраморный стол скромные полбутылки рома.
— Не беспокойтесь — я вооружен и очень опасен, — Иблисов жестом фокусника извлек из своей сумки «Сабониса» — большую (0,75 л) бутылку водки «Столичная».
Серый уважительно зааплодировал.
— Ну, что ж, друзья, за какое из начал мы выпьем? — Вил Аполионович разлил водку по стаканам. — Предлагаю сначала за дионисийское — за идущую из недр природы страсть к жизни.
— В такой холод я бы предпочел за аполлонийское — оно позволяет нам мириться с жизнью, — пробормотал, глядя в стакан Серый.
— Браво, мой юный друг, ценю вашу эрудицию. Дабы не спорить, предлагаю тост за дихотомию двух начал — за рождение трагедии!
Оголодавший Димон впился зубами в котлету.
После третьего тоста стало тепло и уютно. Шарфы и куртки лежали на подоконнике, а Димон, по-ленински засунув пальцы в вязаную жилетку, категорично вещал:
— Бог умер! В октябре семнадцатого мы разрушили прежний пантеон, а теперь утратили веру в новый.
— По-моему, вы слишком примитивно трактуете Ницше, — возразил Иблисов. — Он понимал смерть Бога как утрату веры в космический порядок и считал, что это исходит из самого духа христианского учения. Так что большевики не виноваты.
— Вил Аполо… Аполео… — пытался возразить Димон.
— Повысим степень доверия, — оборвал его философ. — Перейти на «ты» нам мешает разница в возрасте, но против традиционного для рабочих предместий обращения просто по отчеству я бы не возражал. Зовите меня Аполлионычем.
— Аполлионыч, практикующий вы наш, неужели не понятно, что в рамках контекста, — Димон широким жестом руки со стаканом обвел котлетную со всеми ее обитателями, — нет места ценностным ориентирам. Их у нас попросту украли!
— И кто же их у вас украл?
— Комиссары в пыльных шлемах, кто же еще! Это государство превратило нас в охотников за пельменями. Здесь нет места прекрасному — только холод и грязь.
