— От войны прячусь, — Шакиб поднялся на ноги, чтобы удобнее было разговаривать. — От эстонской полиции. От земляков, которые сейчас друг друга убивают.
— И долго ты собираешься в прятки играть?
Шакиб пожал плечами:
— Откуда я знаю. Идти все равно некуда — ни денег, ни документов. Спасибо, что кормят и крыша над головой есть. Некоторые беженцы в лагерях оказываются или на улице, а многие по дороге в море тонут…
— Но есть же какие-то программы помощи таким, как ты?
— Ко мне это не относится, — Шакиб зло выплюнул травинку, которую держал в уголке рта.
— Ты что — особенный?
— Для властей большинства стран Европы я — преступник.
— Что же ты натворил, педиатр? — удивленно спросил Миша.
— Чтобы вырваться из Сирии, надо было заплатить пять тысяч долларов. Мне их дали родители. А потом пришел Сулейман и сказал, что для того, чтобы проехать через территорию, контролируемую ИГИЛ, надо сделать фотографии.
— На документы? — уточнил Миша.
— С автоматом в руках на фоне каких-то европейцев с отрезанными головами. И повязка на лбу — «Джихад». Улыбаться еще заставлял…
— Ну и что — благополучно проехали?
— ИГИЛ эту дорогу никогда не контролировал. Мы уходили через курдскую территорию. А все фотографии и паспорта теперь у матушки. Так что и я, и остальные ребята теперь здесь как заложники.
— И Сулейман?
— Сулейман — гражданин Швеции. Беженцы — это его бизнес. Его и матушки.
— А кто такая Лариса? — неожиданно спросил Миша.
— Лариса? — удивился Шакиб. — Среди сестер такой нет. Впрочем, не знаю — они же здесь меняют имена.
— А те ребята, что ночью прибыли — тоже из Сирии?
— Нет, это христиане из Ирака. Им там хуже всего приходится. Все готовы отдать, чтобы вырваться.
— И куда их теперь?
— Не знаю… Через пару дней придет другая машина и их увезут. За кого-то родственники заплатят, а кто-то будет отрабатывать долг много лет. На подпольной фабрике в Польше или на рыбной ферме в Норвегии. Все, давай работать, а то вон Сулейман идет, — Шакиб схватил кирку и начал энергично колотить по штукатурке.
Сулейман остановился посреди двора и стал исподлобья наблюдать за работой. Миша не отставал от напарника, и так же бойко сбивал старое покрытие с кирпичной кладки, но чувствовал себя ужасно неуютно под буравящим взглядом. Наконец, не выдержав, он повернулся, кивнул Сулейману и приветливо улыбнулся. Араб недовольно поморщился и зашагал прочь.
До обеда работали без перерывов, так что снова начать разговор удалось только ближе к вечеру, когда они стали убирать валявшиеся куски штукатурки. Миша обратил внимание, что в бараке арабы практически не общались друг с другом. Вместе молились, а в быту обходились короткими репликами. Шакиб, видимо, соскучился по нормальному человеческому общению, поэтому, когда услышал предложение: «Пошабашим?», сразу же согласился и первым начал разговор:
