Но вскоре очарование развеивается. Ее тарелка и стакан пустеют, а тени на неровных стенах пляшут, словно взывают к ней.
И сама свеча перестает казаться ей символом уюта. Скорее, напротив: язычок пламени бьется как живой, извивается, покачивается. Предостерегает? Дразнит? Ворожит?
Рей обводит взволнованным взглядом кухню. Она одна, и перед ней свеча, будто для гадания, и на нее из каждого угла мансарды щерится тень.
Она подхватывается, опрокинув стул, и быстрее торопится к выключателю. Тот щелкает и лампочка с короткой яркой вспышкой и громким хлопком перегорает. Проклятье!
С сердцем бьющимся в силках ее страха, будто пойманная птица, она торопится в гостиную, сшибает по пути кованую подставку для зонтика, больно ушибая колено, и находит там выключатель.
Благословенный свет тут же возвращает ее жилищу прежние очертания, прогоняя морок.
Но другое теперь бросается ей в глаза. Все, что так любовно было собрано ею, все, что составляет ее радость и отдохновение, вдруг выглядит безжизненным. Как вещи в музеях и на выставках: на них смотрят, их изучают, ими восхищаются, но жизни в них нет.
И ее дом, он тоже напоминает ей в это мгновение музей. Милую, своеобразную лавочку, выставившую на обозрение чудесные подержанные вещи. Но не жилую.
Рей спешит включить телевизор. Пусть говорит глупости, пусть показывает что угодно, лишь бы не слышать собственного внутреннего голоса.
Будничный тон ведущего вечерних новостей успокаивает. Рей идет на кухню, выключает патефон, гасит свечу. А потом, оставив свет в гостиной и телевизор включенными, отправляется в свою маленькую спальню.
* * *
Осень сменяет тональность, обращая цвета в блеклое подобие собственного очарования, тепло — в стужу, парящее над городом вдохновение — в опустошение.
Рей мерзнет. Дома и на работе ей не хватает тепла. Она кутается в самые теплые свитера, пьет обжигающе горячий чай, жмется к обогревателям, но холод все равно находит как ее достать. В мансарде он тянется к ней тонкими призрачными пальцами сквозняка, на работе ловит в свои объятья всякий раз, как отворяется дверь.
Она не знает, не помнит, как переживала прошлые зимы.
Вечером Рей возвращается домой, продрогнув под тонким шерстяным пальто. Ветер срывает с деревьев уже изрядно поредевшую листву, раскачивает провода, гремит где-то в глубине двора железной решеткой, пакостно ворошит мусор в урне неподалеку, пытается пробраться ей за воротник.
Над дверью ее парадной горит фонарь, приглашая ее поскорее нырнуть внутрь, избавляясь от этого назойливого внимания.
