Среди прочих крон видны уже и те, чьи ветви почти полностью обнажены, и на самых тоненьких их них, невидимых в сумерках, еще покачиваются последние листья — будто подброшенные да так и застывшие в воздухе.
Побледневшее, посеревшее небо раскинулось над крышами. Где-то за ним солнце закатилось за горизонт, так и не прорезавшись за день ни единым лучом сквозь безбрежную бесцветную пелену. Не было ни прощального костра над облаками, ни холодного пурпура, вытравляемого синевой. Просто мир начал медленно выцветать.
Так Рей догадалась, что солнце село.
Она закрывает не только окно, но и ставни. Ее вечерним и утренним «концертам» пришел конец. И она искренне верит в то, что это из-за подступающих все ближе холодов. Что дело совсем не в том, что после того как она устраивала их не только для себя, слушать музыку в одиночестве грустно и глупо. Ведь пока она вспоминает этого… Бена, все очарование момента будет неминуемо разрушаться.
Патефон покоится на тумбе в глубине комнаты, закрытый и притихший — как сундук с сокровищами или ящик Пандоры, — и упрекает ее своим молчанием. «Как ты могла позволить одной неудаче заставить меня замолчать? Как так легко сдалась перед лицом невзгод? Ведь я всегда пел, даже когда ты плакала?»
Но она не плачет. Ей просто не хочется улыбаться.
Рей собирается развеять это наваждение. Ей нужно тепло!
Она включает обогреватели на полную мощность. Наверное, ей придется об этом пожалеть, когда придет счет за квартиру. Но сейчас ей нужно все тепло, на которое она может рассчитывать.
Ее ждет поздний ужин, и Рей варит себе к нему глинтвейн.
Патефон она тоже приглашает присоединиться — несет его на кухню и водружает на сервант. Запись на пластинке уж больно старая и звучит тихо, но это и неплохо.
Все горячее, и дымится на столе. От тарелки с тушеными овощами валит пар, над стаканом с красным напитком он вьется.
И последнее — она гасит свет во всей мансарде и зажигает в хрустальном, принявшем форму совы подсвечнике длинную витую свечу. Вот теперь у нее есть огонь.
За маленьким столом ей одной не тесно. Пока Рей ест, через раз обжигаясь, и зачарованно смотрит на танцующее от сквозняка пламя, ей мечтается, что так она могла бы ужинать с Беном. Она хорошо запомнила его голос, низкий, плавный. Он бы говорил ей что-то по ту сторону свечи, рассказывал бы невероятные вещи, о которых она ничего не знает, или просто вспоминал, как прошел день. Наверное, ей бы и музыка не понадобилась.
