Он не понимает. Конечно, не понимает. Чуть опускает взгляд вниз — на ее руки, потом снова смотрит на лицо, пристальнее, чем прежде.
Рей, с переполняющим ее волнением, хватает использованный чек из коробки у кассы и пишет на нем: «Меня зовут Рей». Затем протягивает ему записку, и когда он, нахмурившись, читает ее и возвращает ей свой взгляд, сделавшийся вдруг неуловимо отстраненным, она вновь повторяет на пальцах то, что написала.
На мгновение все вокруг замирает, и уши заволакивает тишина. Он смотрит на нее будто только сейчас увидел впервые по-настоящему, дважды моргает, коротко кивает, сминает в кулаке ее записку, разворачивается и торопится убраться из булочной.
Отсвет былой улыбки вянет на ее губах.
Она отворачивается от зала и спешит помочь Роуз с накопившимися заказами. В конце концов, ей не привыкать.
Кулак врезается в ящик для почты. Остается вмятина, за ней вторая, третья. По просторной парадной разносится грохот, но для его уха это почти музыка. Рука не болит — он знает: сильнее всего разболится к вечеру.
— Господи помилуй! — маленькая женщина в годах выскакивает в холл и кричит не своим голосом, замерев у основания лестницы: — Что вы делаете? Что ж вы творите?!
Бен замирает и пытается проморгаться, прогоняя пелену с глаз. С трудом выталкивает застрявший в легких воздух. Что он делает?
Он причесывает ладонью волосы и растерянно глядит на успевшие случиться разрушения.
— Я… я уплачу, — глухо отвечает он консьержке и топает прочь, не обращая внимания на ее гневный, упрекающий взгляд и причитания, несущиеся вслед.
Бен убеждается, что в ушах больше не гудит, и только тогда позволяет себе открыть дверь Хаксовой квартиры. Рука мелко трясется, ключ так и пляшет вокруг замочной скважины, пока он все же не попадает в нее.
Первым делом он идет в ванную, не глядя по сторонам. Ему хочется умыть лицо холодной водой.
Но, приблизившись к раковине, он с некоторым замешательством обнаруживает, что до сих пор сжимает в горсти смятый клочок бумаги.
Не желая ни выкидывать тот, ни засовывать в карман, он, напротив, стискивает его крепче, поворачивает синий вентиль крана и поскорее опускает голову под напористую струю.
Вода отрезвляет его. Настолько, что он может позволить себе спустя пять минут выйти из ванной и задышать свободно.
Его мокрые волосы липнут ко лбу и шее, толстовка и футболка под ней тоже вымокли.
Умом он не понимает, почему стоит посреди квартиры Хакса и обтекает, хотя должен бы сейчас стоять перед девушкой из булочной, той самой, чей образ занимал его мысли последние дни и ночи, и говорить ей простые, приятные вещи: «Ты очень красивая» — или, на худой конец, «Я счастлив познакомиться с тобой».
