— Андрей, ты извини, я понимаю, тебе некогда, но помоги как депутат. Сулейманов отхватил часть моего огорода и отступаться — ни в какую. «Не дам!» И все. Хоть плачь. Не будешь же кулаки в ход пускать, хотя рожу ему стоило бы обломать. У меня, говорит, семья больше, чем у тебя. А я-то при чем, что у него семеро на лавке. Скажи ты ему, как депутат, бестолковому, что закон есть закон. Обломай ты его за-ради Христа, не доводить же дело до греха.
— А я при чем здесь?
— Но ты же власть, ты — закон. А закон уважать положено. Растолкуй, что тот кусок — не его кусок земли.
«Вот тебе и кусок земли, — подумал Пряхин. — Конечно, прав был Денисов. А теперь-то что? Вот тебе и кусок земли…»
— Так что же? — спросил он Саворина, садясь на чурочку и протягивая к огню руки, думая, что не будут же они сидеть вот так до утра. — Времени еще — девять — полдесятого. Надо, то есть, сообщить в район, пусть врач приедет, установит, от чего человек умер. Ты сиди, Коля, здесь, а я пойду договорюсь с председателем, как это печальное дело, то есть, обставить надо. И жену подготовить…
— Так буран, Андрей Петрович. Не дойдете. Уж лучше, думается, мне махнуть по такому непрогляду туда и быстренько вернуться. А? Я дорогу в эту буранину, Андрей Петрович, по нюху чую. Ей-бо!
— Да нет, Николай, ты уж посиди. Не такое это дело спешное, не тепло, но посиди, то есть побудь здесь, а уж пойду я, а то на тебя надежды никакой.
— На меня, Андрей Петрович? Да я, значит, уж ежели на то пошло, уж ежели поперло… я… Хотите, так знайте, что это все сделаю я аккуратистей вас. Вот как! Да я… Да мне никто не скажет, пусть мне в глаза плюнут, что мое слово не закон. Сказал — баста! Вот как я считаю. А вы мне в глаза говорите такие реплики. Обидно, Андрей Петрович, что вы обо мне такое мнение сложили…
— Я тебя обидеть не хотел, то есть совсем не хотел, — ответил Пряхин, и по тому, как внимательно и испуганно глядел на него парень, было очевидно, что он думает, будто Пряхин боится остаться с мертвецом наедине и, в свою очередь, боясь этого же, старается перехитрить его. Саворин встал, желая показать, что готов действовать. И что-то в этом большом, очень сильном человеке появилось суетливое, жалкое, и Пряхину стало жаль его.
— Хорошо, иди, — проговорил медленно он. — Но сразу забеги к председателю, скажи обо всем, пусть, то есть, он позвонит в район. Возьми лошадь. С кем-нибудь приезжай обязательно.
— Да я ведь, Андрей Петрович, могу, значит, ей-бо! На тракторе. Я это мигом обернусь, все доложу и выставлю начальству как следовает. Я мигом, — суетился Николай, застегиваясь, натягивая поглубже шапку, все еще не потеряв в глазах какой-то мелкий, метущийся страх. — Я, сами знаете, когда надо, так… А кто лучше…
