Перецу было ненавистно феодально-средневековое мракобесие с его мистикой, с его насилием над естественным стремлением человека к счастью, когда разум заменяет слепая вера в религиозную догму. Он создал образ Бонци-молчальника, одного из тех, кто всю жизнь трудится. Болея душой за этого безропотного страдальца, сочувствуя его мукам, восхищаясь его добротой и благородством, писатель вместе с тем испытывает стыд за его покорность, за ничтожность его желаний, хотя все сокровища мира по праву принадлежат ему.
А вот шапочник Берл Колбаса («Штраймл») — безбожник и бунтарь. От его острого языка немало достается и богачу и раввину. Берл отдает себе отчет в том, что ему больше по пути с угнетенным русским или польским крестьянином, чем с благочестивыми ханжами из еврейской буржуазии.
Берл Колбаса близок образам еврейских музыкантов, которые привлекали Переца, так же как и Шолом-Алейхема, своей внутренней свободой, сопротивлением бытовому консерватизму, творческим горением. У Переца, однако, музыканты еще более независимы, еще более неуемны в своих страстях, чем у Шолом-Алейхема («Смерть музыканта»).
Особое место занимает в творчестве Переца женщина. В ней, жене и матери, лишенной всяких прав и униженной религией, писатель видит здоровое жизнеутверждающее начало. Женщина не была допущена к «божественной» учености, и потому она была ближе к настоящей жизни, а сердце ее оставалось открытым для всех человеческих чувств. Тем трагичнее ее положение в семье и в обществе. С потрясающей силой показано в рассказе «Госпожа Хана», как затягивается петля на шее прекрасной, благородной женщины, тонкой и умной, как мечется она, одинокая и покинутая, в своем безысходном горе.
Женщина в рассказах Переца — душа семьи. Писатель преклоняется перед ее гордым одиночеством в любви, перед ее кротостью и самоотверженностью («В почтовом фургоне», «Мендл, муж Брайны» и другие).
Перец всю жизнь страстно искал подлинную любовь и уважение в отношениях между людьми, и любой вид угнетения претил ему. Он мечтал о сильной, свободной, гармоничной личности. Уродство возмущало его. Он любил красоту.
Темный подвал, в котором ютятся самые несчастные, самые отверженные, озарен бледными лучами света, пробивающегося сквозь ширму, и за этой ширмой расцветает большая, нежная и целомудренная любовь («В подвале»). То же и в рассказе «Семейное счастье», где в крошечном оконце под самой крышей светится милое лицо любящей женщины. Всей силой своего таланта писатель борется за красоту, за живую народную мудрость, за любовь и свободу.
