Крещение Руси: от язычества к христианству | страница 72



На Руси в X–XI вв. именно княжеская власть, в руках которой сосредоточивались государственные доходы, должна была обеспечивать содержание церкви. Но эта древнерусская специфика не снимает вопроса о том, насколько летописный дар Владимира был «историческим актом» и насколько — данью книжному «этикету»: действительно ли в десятину шла «десятая мера всякого произраставшего хлеба и десятая голова всякого прибывавшего скота»? Ведь и слова т. н. Устава Владимира Святославича, составленного не ранее рубежа XI–XII вв., о десятине, которую князь дал церкви «из домов на всякое лето десятое от всякого стада и от всякого жита», и т. п. древнерусские установления нельзя рассматривать без учета устоявшейся библейской традиции (ср. о царской дани — десятой части от посевов и от мелкого скота — Ι-я Царств, 8:15 и т. п.).

Эта естественная для Руси ориентация на Ветхий Завет создает дополнительные сложности для различения «книжного», и реального в ранней русской истории. На первый взгляд кажется, что сами древнерусские тексты такого рода не дают возможности, во всяком случае напрямую, обнаруживать связь с «реальной» историей, и древнерусских книжников заботит больше соотнесение русских реалий с историей «идеальной», чем сами эти реалии. Но собственно акт наделения церкви Богородицы, прозванной Десятинной, десятиной и сведения о грамоте, которую дал князь церкви, относятся, конечно, к русским реалиям, а не к переиначенным библейским цитатам — цитаты были «приспособлены» К этому акту, совершенному Владимиром. Историческая конкретизация этого акта — уточнение источников десятины в том же Уставе Владимира, основой которого, возможно, и послужила грамота, данная Десятинной церкви. Там говорится, что князь «создах церковь святую Богородицю и дах десятину к ней во всей земли Руской ис княженья от всего суда десятую векшу, ис торгу десятую неделю, из домов на всякое лето десятое всякого стада и всякого жита» — это свидетельствует об исторической действенности ветхозаветной традиции на Руси, включении в десятину судебных и торговых пошлин. Соответственно первоначальная летописная десятина, данная Владимиром «от имения и от град моих», могла означать ту часть княжеских доходов, которые шли от княжеского хозяйства и из городов «Русской земли» в узком смысле — в Среднем Поднепровье, которые князь не раздал своим сыновьям. Более того, десятина от княжеского «имения», видимо, освобождала от нового побора только что крещеное население Руси.