Поразительно, что такое огромное заведение работает исключительно ночами: оно открывает свои двери для всех желающих ровно в полночь и закрывает в шесть. Шесть часов, всего шесть часов, неужели работа «Бабочки» за это время окупается? Лэйси рассказывала, что у них безумные цены на бар и на основное меню, бронь столика стоит столько, сколько мне и не снилось, тем не менее этот клуб никогда не испытывает недостатка в клиентах и разоряться не собирается. Сюда приезжают не только богатые ландорхорнцы, реклама у «Бабочки» такая, что любители ночной жизни тянутся сюда из близлежащих городов, туристы тоже не исключение.
«Просто есть те, для кого выкинуть столько денег за одну ночь — все равно что купить разовый жетон на проезд», — говорила Лэйс. И ее большие глаза превращались в две узенькие щелочки, а между бровей залегала глубокая складка. Лэйс ненавидела тех, на кого работала, пусть даже лично ей они не сделали ничего плохого. Сложно улыбаться тем, кто гуляет с ночи до утра, заливая веселье шипучкой и чем покрепче, тогда как ты едва сводишь концы с концами и думаешь, на что купить хлеба и сыра, сколько денег нужно заплатить государству за дом, а сколько отложить на его содержание и одежду сестрам. Тем не менее Лэйс улыбалась им, а дома — ненавидела.
Главный вход, разумеется, был закрыт, и, чтобы найти служебный, мне пришлось дойти до конца квартала. Именно там располагались стеклянные двери, сквозь которые я попала внутрь, оказавшись возле стойки охранной службы, если можно так выразиться. Ряд турникетов был запечатан между столами, за которыми уже сейчас «отдыхало» четверо охранников.
— …Видел бы ты его рожу! — хохотнул один, а потом перехватил прищуренный взгляд коллеги и повернулся ко мне. — Чем могу помочь, нисса?
Взгляд его прогулялся по мне, подобно взгляду политари, но, в отличие от него, снисходительным не был. Скорее цепким, оценивающим, тем не менее, даже оценив меня на минусовой балл, он не торопился хватать меня за шкирку и выбрасывать на улицу.
— «Бабочка» открывается в полночь, это служебный вход, — спокойно произнес мужчина.
«Дорожащее своей репутацией заведение никогда не позволит скатиться до оценочных суждений и высказываний, — говорил отец. Уж он всяко понимал в этом побольше нас, учитывая место, где ему пришлось поработать. — Если на тебя смотрят свысока, лучше из такого отеля или ресторана уходить сразу».
Сейчас я вспомнила его слова и отчетливо вспомнила улыбку — широкую, светлую. Вспомнила, как он раскрывал мне навстречу широкие ладони, чтобы подхватить на руки, пока не получил ту опасную травму. После нее он сильно изменился, замкнулся в себе и все реже нами занимался. Инициатором всех семейных встреч стала мама, на ней все и держалось. Отец оживал только рядом с ней и, возможно, еще рядом с Тай. Вот ее он охотно брал на руки под радостный сестренкин визг.
