— Несомненно, Шорт, несомненно.
Перехожу на фамильярную форму, он уже созрел.
— Итак, чем могу, мистер Грифитс?
— Можете, уверен.
Шорт изобразил на лице внимание и безусловную готовность на все.
— Еще два костюма со всеми принадлежностями. Один официальный, второй — легкий, для прогулок. Пальто. Два галстука. Шляпа.
Мистер Шорт задумался, побарабанил пальцами по прилавку.
— Думаю, у меня есть то, что вам нужно.
— Рассрочка, Шорт, три платежа. И забираю прямо сейчас.
Хозяин растерянно воззрился на меня, явно выбитый из привычной колеи.
— Ээ, мистер Грифитс, я, право, не знаю…
— А я вам помогу. Сколько это все стоит?
— Около восьмидесяти долларов. И я никогда не даю рассрочки, как-то это…
— Сто долларов и четыре платежа. Двадцать плачу сейчас. Остальные в течение месяца и потом беру еще два костюма. Без рассрочки.
Уже готовые возражения, а то и отказ явно застряли у Шорта в глотке. Он уставился на деньги, положенные перед ним на прилавок.
— Как-то не принято так делать, мистер Гри…
— Не принимаю возражений и не пойду искать хозяина посговорчивей, я тут знаю только вас и ваш замечательный магазин. Итак?
Лицо Шорта отразило нешуточную внутреннюю борьбу.
— Итак, мистер Шорт? Мне эти костюмы очень нужны, потому я так настойчив.
— Уезжаете на выходные? Наверное, со всеми на Двенадцатое?
Шорт внимательно следил за светской хроникой, ибо там фигурировали его реальные и потенциальные клиенты, и был в курсе сплетен и слухов, бродящих по салонам Ликурга.
— Сами понимаете, Орин…
Я сделал неопределенно-многозначительное лицо, дескать, и сказал бы, но… И это решило дело. Шорт шуточно-беспомощно развел руками.
— Как я могу отказать… Только вы уж не забудьте про два костюма в следующем месяце.
В ответ я так же шуточно развожу руками.
— Как я могу…
Через полчаса мы расстаемся, довольные друг другом, в руках у меня два объемистых свертка.
— А ты и не заметила, что я в новом костюме, тютя!
Слегка щелкаю Берту по кончику носа, она его смешно морщит и чихает.
— Не заметила, прости, я на тебя смотрела, не на костюм. Так ты…
И Роберта замолчала, поняв.
— Да, все новое. Мое и только мое.
Ее лицо в моих ладонях и наклоняюсь к нему близко-близко.
— Только мое.
И ответный шепот в полумраке ночной комнаты.
— Твоя… Только твоя.
Рассвет. Тихое дыхание спящей Роберты. Осторожно выскользнул из-под одеяла, положил ее голову на подушку, опять всю ночь проспала на моем плече. Как обняла, так и не убрала руку, словно опасалась, что вдруг исчезну. Как же она боится, как же я этого страшусь… Потому Роберта и стремится все время быть рядом, держать за руку, обнимать даже во сне. Удерживать, удерживать меня, не дать пропасть так же внезапно, как появился. Скорей бы выходные, мы обвенчаемся, станем мужем и женой. И сделаем последний оставшийся шаг друг к другу, станем одним целым. Навсегда. Долгий-долгий ночной разговор, как же быстро они вошли у нас в привычку — полумрак, тусклая лампа, чашки чая, какие-нибудь сладости, наши негромкие голоса. Ее глаза, прямо и доверчиво смотрящие, руки, так передающие настроение и мысли, держащие чашку, перебирающие бахрому скатерти в момент смущения или раздумья. Милая… Я появился здесь неведомо чьим попущением. Кто направил меня сюда? Бог? Какая-то другая сила, решившая все изменить? Тогда я проклял тебя, кто бы ты ни был. Смотрю в окно, туда, где слабый свет начинающегося дня. И говорю — прости за эти опрометчивые слова. Прости и спасибо тебе. За нее. Слышишь? Хорошо слышишь? Нам не нужна помощь, ничего не нужно. Мы со всем справимся сами и через все пройдем, что бы ни предстояло. Одного прошу. Одного боюсь, стараясь засыпать как можно позже, с непреходящим страхом. Не дай мне уснуть и проснуться там, откуда я сюда попал. Не возвращай меня обратно. Не возвращай. Лучше просто убей.
