— Может, преступники не спорят, но я не преступник. — И, отвернувшись от грубияна, поясняю Герсамии, что запись у меня плохая — не разберете. Лучше слушать, мол, при мне. Неясное подскажу.
Приносят магнитофон. Первая же песня их задевает:
«Ведь недаром я двадцать лет
Просидел по тем лагерям».
А на второй техника выходит из строя. Возятся, никак не починят. Герсамия чешет в затылке:
— Не повезло. Вы идите, а мы завтра послушаем и вас снова вызовем.
Благодарю покорно. Вновь я к вам не пожалую:
— Давайте я вам эти песни спою, только при условии, что пленку возвратите.
— Не обманите? Все споете?
— Все.
Уселись с серьезными мордами, а мне забавно петь Галича в гебушке.
Ах не шейте вы, евреи, ливреи,
Не ходить вам в камергерах, евреи,
Не кричите вы зазря, не стенайте,
Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате.
А сидеть вам в Соловках да в Бутырках,
И ходить вам без шнурков на ботинках,
И не делать по субботам лехаим,
А таскаться на допрос с вертухаем.
Пою песню за песней, и чем дальше, тем слушатели мрачнее. Герсамия заводит душещипательную беседу:
— Почему он плохо пишет про нашу организацию? Народ нас любит, уважает.
Патриархально-провинциальный метод увещевания. На Лубянке с таким трепом не полезут. Очень уж глупо.
— У него не о вас же песня. О ваших предшественниках.
— Но для чего? Партия разоблачила злоупотребления периода культа личности, и хватит.
— А почему о войне не хватит? Почему поощряются произведения о ней? Гибель людей в лагерях трагедия не меньшая, чем их смерть на фронте. Даже большая, потому что она бессмысленна.
На эту тему Герсамия дискутировать не уполномочен.
— А Галич не антисемит?
— ?!
— Вот песня о евреях какая-то двусмысленная.
— Да вы не поняли! Это же ирония. Галич и сам еврей.
Плешивая голова гебиста печально покачивается.
— А кому вы давали пленку в Тбилиси переписывать?
О, ты лапочка! Неужели рассчитываешь на ответ?
— Никто ее не переписывал.
— Вы уверены?
Перебираю в памяти, кто из переписывавших мог разболтать. Как будто, никто.
— Уверен.
Он хмыкает и кладет передо мной чистый лист бумаги.
— Напишите, пожалуйста, о чем, по-вашему, песни Галича.
— Я не знаток.
Герсамия вынимает из ящика стола еще один лист:
— Читайте.
Ого, впервые вижу донос:
«Московский поэт Александр Глезер привез в Тбилиси записи Галича, дает их переписывать и поет его песни в редакциях газет».
Это правда. Осторожностью я не отличаюсь. Но какая гадина это настрочила? А гебист прикрывает подпись ладонью. Я невинно:
