Вредная привычка выходить замуж. Короткие повести и рассказы о любви | страница 19
Федор Михайлович в свои пятьдесят два делал ЭТО второй раз. С безнадежно пошлым букетом лилий в корзине он шел объявить безоговорочную капитуляцию: собирался отдать свою бессмертную душу в руки женщины с тонкими щиколотками, пухлыми губами и жутким характером. Одним словом, Федор Михайлович шел свататься. Он принял (второй, нет, третий раз, считая Ингу) твердое решение вступить в законный брак.
Все, все было ужасно! И эти белоснежные лилии, и слово «свататься», и та, которой эти лилии предназначались: Полина Сергеевна.
Федор Михайлович терпеть не мог театр. Он не любил ничего показного. Он ненавидел бурные изъявления чувств. Он презирал Моду в любых ее формах. Поэтому, уйдя от дел, не стал называть свой поступок «дауншифтинг» и не уехал на Гоа или в Таиланд. Вместо того, чтобы бездельничать сутки напролет, ходить в сандалиях на босу ногу и жить в хижине под пальмой, купил участок земли в Краснодарском крае, где выстроил двухэтажный особнячок. Федор Михайлович собирался вести натуральное хозяйство: выращивать кур, виноград, делать свое вино и предаваться страсти: болеть за любимого пилота F-1 Дженсона Баттона. Прага, Карловы Вары, Бургас и даже Сочи Кривошеину тоже не подошли: в его окружении это были о-о-о-очень «модные варианты», что он, как известно, «терпеть ненавидел».
Предпоследним его владения покинул ландшафтный дизайнер; последней — Инга. Двадцати шести летняя красавица, его бывшая секретарша и — как он наивно полагал — жена и спутница на всю оставшуюся жизнь. Тихая помещичья жизнь, выращивание орхидей в построенной специально для нее теплице, предположительно-вероятное рождение младенца в ближайшем будущем в ее планы, как выяснилось, не входило. Орхидеи она любила только в качестве подарка; самым любимым ребенком в ее жизни была она сама. А сидеть со «старпером» взаперти — увольте! Она бы согласилась на это в Калифорнии, или в вилле на Лазурном берегу. Но запереться в глухой деревне, чтобы рожать и выращивать капусту?!
После ухода Инги Кривошенин как-то очень по-плохому, нехорошо затосковал. Нет, дело было не в длинноногой красавице-блондинке. Дело было… в крыжовнике! Ну, ведь предупреждал, предупреждал же классик! Ведь читал Кривошеин рассказ Чехова «Крыжовник»; и что? — Вот он, особняк. Вот они, счета (не заоблачные, но достаточно приличные!) в европейских банках, дающие возможность безбедно жить и выращивать в свое удовольствие виноград, черешню и розы. Есть еще прорва, прорва времени, чтобы пересматривать записи любимых гонок. Теперь он мог общаться на форумах болельщиков и ездить хоть на все Гран-При сезона! Во всяком случае, четыре уик-энда он теперь ни за что не пропустит: Сингапур, Абу-Даби, Монако и Сильверстоун. Все было отлично. Уход Инги — да невелика потеря! Но избавиться от чувства, что он целыми днями ест кислый крыжовник, не мог: давится, но ест, давится — но продолжает жевать и глотать жуткую кислятину.