Глава 2
Кривошеин. Год назад
Наверное, от постоянного кисло-вяжущего вкуса во рту, скуки и неприкаянности Федор Михайлович начал наблюдать за своей соседкой, вредной хромой бабой. Их участки граничили «задами». У нее был небольшой, старый кирпичный дом. В окружении вычурных особнячков из итальянского кирпича дом смотрелся убого, но на самом деле жилище было еще крепким и добротным. Склочная стерва не разрешала ставить ему со стороны своего огорода высокий бетонный забор; видите ли, у нее там росла картошка, и тень от забора сокращала вероятный урожай.
Ну почему, почему эти нищие неудачники так преувеличенно трепетно относятся к чувству собственного достоинства, личным правам и свободам? В том числе и к праву выращивать картофель на меже между участками? Вероятно, потому, что больше у них ничего нет. Наверное, из-за собственной несостоятельности они ненавидят всех, кто смог чего-либо добиться.
Его соседка была совершеннейшим образцом, просто идеалом со знаком минус всего того, что так ненавидел Федор Михайлович в людях и, в частности, женщинах: она была неорганизованна. Она все делала по настроению, не соблюдала распорядка дня и ела немытую вишню прямо с дерева. Склочница, думая, что ее никто не видит, по три дня не готовила себе ничего и ела одни чипсы. Потом начинала варить и стряпать до трех ночи. Некоторые подробности ее жизни он наблюдал через бинокль: из окна кабинета на втором этаже отлично просматривалась соседская летняя кухня, стол под навесом и старенький ноутбук в окружении трех котов, вальяжно разлегшихся на скатерти. Вот этого Кривошеин тоже не понимал и не принимал: коты — на столе?! Боже, какая безалаберность!
Полина Сергеевна могла спать до обеда, а потом в ночной рубашке выползти во двор и часами бродить в зарослях ирисов и малины, замирая и бессмысленно глядя в небо, на пчел в чашечках цветов, пролетающих птиц. Потом на нее, по всей видимости, нападало раскаяние: она, прихрамывая и опираясь на тяпку, выходила на заросший огород и по двадцать часов кряду сражалась с сорняками выше ее ростом.
Соседка была вдовой сорока восьми лет от роду. Ее единственный взрослый сын жил в Питере. Эту информацию Кривошеину выдала Мария Георгиевна, огромная бабка, которая делала трижды в неделю уборку у него в доме. Хромота соседки была не врожденной, а приобретенной: что-то там с коленным суставом, его надо было менять. По причине болестей Полина Сергеевна получала пенсию по инвалидности и не работала.
