Жаворонки, словно выпущенные с катушек детские аэропланы, вертикально уходят в небо, разливая свою незатейливую, но самую радостную песню весны. В Заказе токуют тетерева. Их глухое булькающее бормотание оживляет еще не одетый лес, он как бы дышит глубоко и звучно.
Застоявшаяся в конюшне серая в яблоках лошадь Лелька, словно бы отмахиваясь от всех этих радостных звуков весны, покачивает головой и твердо шагает по размытой весенними ручьями дороге.
Церковь, березовая роща, соломенные и железные крыши изб Тростного, синеватые, как дым, огромные ветлы — все постепенно уменьшается и принимает неясное и изменчивое очертание.
Вот уже за ветлами скрылась железная, крашенная суриком крыша родного дома… Превратилась в старушечью, покрытую платком голову крайняя изба Грушихи… Растаяла прилепившаяся к околице кузница.
Не слышно близкого сердцу звона наковальни. Сегодня отец не пойдет в кузницу. «Надо сено под поветь убрать, — говорил он за завтраком. — Пойдут дожди — все попреет».
Андрей знал, что сено надо было давно убрать под поветь, но почему-то эту работу все откладывал со дня на день. Теперь ему жалко отца и стыдно за то, что не убрал сено вовремя.
За поворотом дороги скрылось из глаз родное село, но Андрей еще долго смотрит в ту сторону, где остался его родной дом, самые дорогие ему люди. Сердце Андрея бьется учащенно. Глаза смотрят на густой стройный осинник, но видят попеременно то смеющееся лицо Юрика, то ласковое, с печальными глазами родное лицо матери…
Осунувшееся за ночь лицо отца было строгим, но добрые серые глаза блестели.
Чтобы не расплакаться, Андрей решительно поворачивается лицом к лошади и усаживается рядом со Степаном.
— Эх, и денек будет! — растягивая слова, говорит Степан.
Подложив вожжи под ногу, чтобы не упали, Степан достает кисет и закуривает. Лицо у Степана радостное и довольное. Степан ничем не похож на Андрея. Степану ничего не стоит поднять на смех на улице Нину или Андрея, распустить слух, будто бы они не родные его брат и сестра. При Степане и отец с матерью всегда разговаривают осторожно: возьмет вдруг и расскажет где-нибудь семейные секреты. Делает это он для того, чтобы расположить к себе собеседников, показать свою самостоятельность. «И в кого он такой уродился, ума не приложу», — часто сетовала мать и вспоминала всех своих и отцовых дедушек и бабушек.
Андрей знает, отчего у Степана лицо радостное, довольное. Петр Бабкин, дружок Андрея, рассказывал, как подвыпивший Степан хвалился товарищам: «Пусть Андрей уезжает, мне лучше будет: я свой дом продам и перейду жить снова к отцу. Все равно отцу одному не управиться с хозяйством».
