Андрей знал, что и эти слова не были словами Степана. Все это наговорили ему недруги отца, а Степан для важности выдает эти слова за свои. Но если узнает про этот разговор отец, Степану не поздоровится. Степан при отце ниже травы, тише воды.
Свернув цигарку, Степан с наслаждением вдохнул табачный дым и повернулся к Андрею.
— Завидую я тебе, Андрей, — заговорил Степан, — вольная ты птица. Захотел и в город поехал, красота! Кабы я был неженатым, я бы вместе с тобой уехал. Ну чего хорошего в деревне? Навоз! Всю жизнь из навоза не вылезаешь, а в городе — красота!
Степан усиленно хвалит жизнь в городе и чужими словами корит жизнь в родном селе.
В это прощальное утро неискренние слова брата звучат как-то особенно неприятно.
Слушая брата, Андрей думает о своем: «Поработаю там год-два и приеду».
Остаться жить в городе навсегда он не сможет. Он любит эти поля с болотцами посредине загона, любит мелколесье Лесниковой избушки, где вечером почти черные елочки разбежались и замерли, как охотники на тяге, на расстоянии выстрела друг от друга. Андрей не представляет себе, как можно жить и спокойно работать, не сходив на тягу, не послушав радостного чувыкания тетеревов. Как можно жить дальше, не побродив по Стырлушку, не посидев ночью у тихого охотничьего костра.
Думая об охоте, Андрей также неискренне отвечает в тон брату:
— В городе жизнь — не сравнишь с нашей. Там, говорят, как две недели — получка. Семь часов отработал — и гуляй. А тут, и правда, всю жизнь из навоза не вылезешь…
— Конечно, — подтверждает Степан. — С землей и сами девчата справятся… Ты, если устроишься хорошо, пиши. Брошу все и приеду. Это ведь говорят только, что в колхозе легче будет, а на деле, я слышал, и в колхозе будут работать так, что спина затрещит. Когда они, машины-то, у нас будут…
Весенний туман постепенно окутал и лес и землю. В пяти шагах ничего не видно. Перебирая строго торчащие вверх уши, к чему-то прислушиваясь, Лелька осторожно ступает по дороге.
Вдруг где-то в тумане будто бы заплакал ребенок… Нет, не ребенок, чей-то близкий-близкий голос…
«Гуси!»
Братья инстинктивно пригнулись. Андрей искал глазами гогочущих гусей, машинально шарил по телеге, ища ружье. Но ружья в телеге не было. Гуси низко, над самыми макушками молодого осинника, прошли на север, криком оповещая друг друга, чтобы не растеряться в тумане.
— Эх-ма! Вот бы ружье, — разочарованно произнес Андрей.
Хлестнув лошадь вожжой, Степан возразил:
