Мы не знаем наверняка, сколь большим даром полководца обладал Брюс, но слышали от многих и в наше просвещённое время, что был он весьма искусным военным волшебником. И не только враги, но и многие друзья его побаивались.
Нет, никак бы русским не одолеть Левенгаупта, мудрую и мужественную Львиную голову, кабы не ревновал успехам их Брюс-волшебник...
Когда стреляли пушки Брюса, на поле словно бы возникала невидимая стена; перед стеной этой останавливались шведские пехотинцы и кавалеристы; упирались в неё в недоумении и в ярости, бились в неё грудью, но не могли идти вперёд, а лошади не слушались всадников. Разве это не волшебство?.. А как точно разили пушки! Каждый заряд находил себе жертву. К ночи, в полумгле уже, русские орудия громили противника с невероятной свирепостью. У шведов были от Брюсовых картечей, словно заговорённых, ужасные, невосполнимые потери; а от ядер Брюсовых позиции шведов, клочок земли, за который они держались, были перепаханы вдоль и поперёк — будто великаны своими великанскими плугами тут прошлись; разбиты были в щепки повозки и брёвна вагенбурга, перевёрнуты, отброшены в болото зарядные ящики, изорваны палатки и знамёна, сломаны штандарты, а многие шведские герои обращены в кровавое месиво... И наволховал, наворожил Брюс: за залпами орудий его, за дружными атаками его солдат, что были как ураганный ветер, пришёл природный ветер — и повеяло вдруг могильным холодом, и села на землю тяжёлая чёрная туча, и завьюжило, и завьюжило... метель со снегом ударила шведам прямо в лицо, снег колол им глаза, чтобы не видели шведы русских атак и чтобы, ослеплённые, гибли во множестве под русскими штыками.
Это уж было явное колдовство — такая свирепая, такая холодная и многоснежная метель ранней осенью; она многих местных удивила. Грохотали Брюсовы пушки, и вместе с ветром летела на вагенбург злая картечь. Потом взметнулись к небесам снежные вихри, закрутились в чёрной выси гигантской воронкой, и вдруг из воронки этой, как из снежной норы, выглянуло, оформилось, родилось огромное, в полнеба, лицо — лицо чернокнижника Брюса. Холодно смотрели вниз синие глаза, кривились в усмешке тонкие губы; что-то сказал он громовым голосом или пропел, просвистел метелью, но этого не слышно было за грохотом орудий. Поднялись от леса, от перелеска или от чёрных болот огромные, снежные, вьюжистые руки, и сложились ладони у рта рупором, и через рупор этот холодом дохнул колдун Брюс на шведские полки, ввергая их в смятение, в ужас, сбрасывая их с повозок, которые они из последних сил защищали.
