Сначала переселялись богатые еврейские семьи, умудрялись вывозить свои состояния. Они селились в крупных польских городах, привечаемые королевской властью и оберегаемые ею; они служили королю и правительству, люди деятельные, опытные в торговле и денежных делах, принимали участие во многих важных государственных предприятиях; задействовав старые торговые связи и поставив торговлю на высокий уровень, они укрепляли торговлю, а вместе с ней и казну, организовали систему сбора налогов, наладили монетное дело, пускали в ход солидные денежные средства, которые работали на благо не только короля, королей, но и целой страны. В Польшу и Литву потекли капиталы и из других стран...
За богачами потянулись середняки и беднота. Садясь на новые земли — в города, городки и местечки, — строили жильё, синагоги, обустраивали свои кладбища, занимались ремёслами — портняжным, сапожным, горшечным, кирпичным, кузнечным и пр., — торговали в рядах и корчмах, в розницу и оптом, а иные даже пахали поля и сеяли хлеб. Местным властям были неподсудны; «суд и расправу» над ними чинили король и великий князь; когда до королевской и великокняжеской власти было далеко, провинившиеся евреи представали перед судом своей общины.
Таковыми — из середняков — были и корчмарь Иосия с Сарой. Во всяком случае, таковыми их привыкли считать, ибо никто не мог знать в точности, сколько у них припрятано пресловутых кубышек и есть ли у них кубышки вообще. Впрочем, умные люди, кое-что смыслящие в делах торговых и питейных, с большой толикой уверенности предполагали, что кубышек у Иосии несколько, причём о некоторых даже Сара могла не знать, ибо предприимчивый Иосия не только в корчме дела обделывал, но ещё и проворачивал делишки на стороне, а на другой стороне обтяпывал дельца, и не был бы он достойным оборотистым сыном авраамовым, кабы, кроме того, на третьей стороне или уж совсем в тени не выделывал иные затейливые коленца, доставлявшие ему хоть и разовую, но весьма внушительную прибыль.
Был Иосия человек худой, но не желчный, хороший семьянин, в меру почитавший жену и без меры любивший своих многочисленных детишек, о которых можно сказать: мал мала меньше или «совсем горох»; Иосия, может, и сам точно не знал, сколько у него детей (но был уверен, что всё это от него дети, ибо Сара была жена верная), поскольку они, погодки и пару раз двойни, если вылезали из-под печки и лавок, так заполоняли корчму, что пройти по ней, не наступив на кого-либо из них, было просто невозможно; так и сосчитать их представлялось делом затруднительным, ибо один пострел мог дважды и трижды под указательный палец попасть, а другой, притомившись от шалостей, и из-под лавки не вылезал, спал там, обняв козлёнка. Для сына Израилева был Иосия, пожалуй, чересчур худоват и бледноват — но, наверное, потому, что много работал, редко выходил из-за прилавка, редко покидал корчму и почти не показывался в лучах солнца. Носил он и пейсики, и бороду не стриг, как положено, и ермолка у него прикрывала как бы в аккурат для неё круглую лысинку. Работал много, кушал мало, легко утром вставал, поздно ложился и, худощавый, лёгкой поступью ходил по дому, везде успевал.
