Каратаев широко раскрытыми глазами смотрел на дотлевающие головешки на месте сборно-щитовых домиков, на комья вывороченной земли, на разметенную мощным взрывом драгу… Все это говорило о том, что прииск был уничтожен в крайне короткое время — нападение было внезапным, и его явно не ожидали.
Но кто?
Сделав несколько шагов, охотник присел на корточки, подняв блестящую латунную гильзу крупнокалиберного пулемета, — эта находка прояснила многое, если не все.
Неожиданно перед глазами с отчетливостью голографического снимка всплыла недавняя картина: доселе невиданное им веретенообразное зализанное тело ревущей над тайгой железной стрекозы, какие-то странные маневры, ракета "воздух — земля", оставляющая за собой дымный шлейф, взрыв, разнесший подножие сопки…
Сомнений быть не могло: в вертолете были не военные, не офицеры, а, по всей вероятности, те самые уголовники, которые вот уже целых пять дней безнаказанно бесчинствовали в окрестностях Февральска.
Конечно, многое оставалось неясным: как, почему в руки бандитов попал новый совсекретный вертолет? Кто помог им? Кто, в конце концов, сидит за штурвалом? В том, что это был непрофессионал, опытный Каратаев не сомневался.
Но теперь ему было не до размышлений. Надо было как можно скорее сделать главное — во что бы то ни стало обезвредить распоясавшихся негодяев…
* * *
Примерно в то самое время, когда артель мирных приисковиков-старателей методично уничтожалась Чалым, смотрящий строгой зоны Астра наконец-то закончил просмотр любимого фильма. Работа замечательного испанского режиссера настроила вора на философские размышления, особенно та часть, в которой один из главных героев читает лекцию о вреде алкоголя и пользе наркотиков.
Пахан, развалившись в глубоком кожаном кресле, щелкнул кнопкой пульта дистанционного управления: изображение на огромном экране, собравшись в одну точку, мгновенно исчезло.
Да, именно теперь, как никогда прежде, вора-интеллигента тянуло на обобщение действительности. Взяв со столика растрепанный томик Шопенгауэра с закладкой посередине, Астра раскрыл его и, усевшись поудобней, принялся читать, едва шевеля губами:
— "Любовь — это слепая воля к жизни. Она заманивает человека призраками индивидуального счастья и делает его орудием своих целей", — произнес вор в законе любимую цитату немецкого философа и причмокнул губами. — Да, хорошая мысль, надо бы запомнить…
Уважаемый вор, разнеженно листая книгу, вспоминал, как впервые влюбился по-настоящему. Ему, только-только откинувшемуся с «малолетки», знакомому лишь с примитивным онанизмом да активным петушением сверстников, было всего семнадцать, ей — тридцать четыре, и за ее татуированными плечами было уже три серьезных судимости: грабеж, мошенничество и еще один грабеж. Она была толста, неряшлива и откровенно безобразна, ее отвисшие желтоватые груди с размытыми, нечитаемыми татуировками навевали мысли об ушах породистого коккер-спаниеля, но он, восторженный и романтический юноша, все равно любил ее: ведь она сделала его мужчиной, открыла его глубинную сущность — сущность мужчины и сущность вора…
