Закон-тайга | страница 12
Но — удивительная вещь! — такая перспектива уже не казалась Малине страшной; в сравнении с той, которая ожидала его в каптерке у Астры…
Весть о побеге распространилась по зоне мгновенно: разумеется, все были недовольны. Менты — потому что ЧП, Астра — потому что не успел покарать ссученных, а остальные блатные, которые должны были присутствовать на правилке, — тем, что не смогли насладиться зрелищем печени ментовских прихвостней, протыкаемой пикой.
Однако слово вора — это слово вора, и если уж он сказал, что правилка состоится, то она состоится действительно, и Астра сдержал слово.
— Суки, — подтвердил он задушевно и, неожиданно насупившись, продолжил: — То, что они сбежали, еще раз доказывает, что они суки.
Астра, в отличие от подавляющего большинства блатных этого ИТУ, не гнул пальцы веером и даже старался поменьше "ботать по фене": это был вор-интеллигент, читавший не только бульварные газеты, но и серьезные книги — Ницше, Кафку, Шопенгауэра, Канта; а в тумбочке Астры всегда лежал последний номер журнала "Вопросы философии".
Однако блатные не только его понимали, но и очень даже уважали за основательность знаний и философский подход к жизни.
Матерый, тяжело дыша, дождался, пока пахан закончит толковище, и поинтересовался:
— Так че?
— Ну, они сами себя приговорили. Никто не сделает человеку так плохо, как он может сделать себе сам, — вздохнул интеллигентный вор.
— Так че? — дебильно переспросил "торпеда".
— А ты сам что скажешь? — поднял брови вор.
Матерый молчал, осознавая происшедшее, настолько он был поражен.
Видимо, чересчур интеллигентный язык не доходил до Матерого, и Астра перешел на более доступный, а потому понятный язык:
— Бля, из тебя «торпеда» как сам знаешь из чего. Встанет и молчит.
— Ну, так бы и сказал, — ощерился Матерый. — Бля, надо малявы везде разослать…
Вор улыбнулся:
— Уже ближе.
— Чтобы любой уважающий себя блатной… бля буду, на пику бы их… — Казалось, еще мгновение — и «торпеда» изойдет от ненависти к сукам слюной.
— Ну, подумай… Ладно. — Пахан махнул рукой, давая понять, что не хочет больше слышать о суках. — Я сказал, все слышали. А теперь о другом…
Несмотря на обилие выпитого, беглецы к утру основательно замерзли.
Чалый, открыв смеженные веки, долго и тупо смотрел через дырочку в заиндевевшем стекле на окружавший его заснеженный пейзаж, не понимая, как он тут очутился. И, лишь бросив взгляд на сопящего Малину, вспомнил…
Как ни странно, но спать больше не хотелось, тем более что надо было уходить дальше, а метель утихла.