— Ты получишь море, Анна. Все целиком. Сегодня же.
Стоя у кованых ворот, он чувствовал, как морская соль стягивает под рубашкой кожу. Под костью лба тоже все стягивалось, будто плавая, он набрал полный череп зеленой воды, веселой и безумной, шепчущей о том, что все можно, все, под ярким солнцем маленького города на берегу теплого моря. И, услышав из металлической коробочки на воротах ее голос, спросивший без удивления:
— Что тебе надо? — запрокинул голову к блестящему в тени глазку видеокамеры. Поднял руку с зажатым свернутым пакетом:
— Я принес. Что обещал.
— Море? — коробочка рассмеялась. Павел, не отвечая, ждал, когда без скрипа разойдутся толстые прутья. И, пройдя по гравию дорожки, поднялся по гранитным ступеням к высокой двери мимо ласковых каменных львов.
Сидя в прохладной большой комнате, бликующей чем-то там, что было неважно, следил, как она тихо ступает босыми ногами и коленки мелькают из-под широкого подола мужской футболки. Его футболки. Поставив на скатерть стеклянные стаканы с красным соком, Анна села напротив и, поправляя мокрые волосы, кивнула:
— Пей.
Он пил, не понимая вкуса. С каминной полки смотрел муж, смеясь с большой фотографии, в этой самой футболке. И она там была, положив голову мужу на плечо, тоже смеялась, выставив руку с теннисной ракеткой.
— Ты его любишь? — сок оставлял на стекле красные разводы, пачкал, как кровью. Наверное, томатный, холодный и без соли.
— Я… Ты не слишком торопишься? Пей.
— Не хочу больше, — донышко стакана оставляло на скатерти влажные кружки.
— А чего же ты хочешь?
Ее ноги, положенные одна на другую, продолжались куда-то в бесконечность, в которой не было ничего, кроме них двоих — Павла и Анны. Не дождавшись ответа, протянула руку к лежащему на краю стола свертку:
— Что ты принес?
— Не трогай!
Ее рука отдернулась, как у школьницы. Длинные глаза, полные скрытого смеха, бесили. Павел положил сверток на колени и сжал, хрустнув полиэтиленом. Грубые очертания тяжести внутри успокоили, и соль безумия в голове растворилась, позволив, наконец, говорить.
— Я обещал тебе море вчера. А вы все смеялись. Не надо смеяться. Надо мной — не надо.
Анна послушно кивнула и замерла. Руки, сложенные вместе, держала на голых коленях. Ее неподвижность вдруг испугала его. Что-то нечеловеческое проступило в чертах светлого лица с большими глазами, маленьким ртом и тенями на впалых щеках. И — в угловатых очертаниях застывшей фигуры с абсолютно симметрично поставленными коленями и так же ровно лежащими на них руками.
