Но еще долго она прицепляла тоску к внешним событиям, уверенная с маминой подачи, что причины лежат в обычной плоскости и надо их просто верно определить.
Во взрослой жизни сходу определялась самая близкая причина — сердечные дела. С ними всегда все не так, и именно на отношения с мужчинами всегда удобно свалить тоску и печаль. Светкин отец, в которого влюбилась горячо и романтично, а он постоянно был в рейсах, скучаю да, признавалась себе Кира, так скучаю, что свет не мил. Наверное, так…
Потом выяснилось, что Кира и маленькая Светка не сильно-то нужны ему в новой жизни успешного бизнесмена, и это тоже была причина. Как и отец, мрачно сравнивала Кира, уехал, никакого дела ему до нас. И так же завел себе другую. Гнала мысли о том, что узнала об изменах с тайным облегчением. Они стали причиной, вернее, веским поводом для развода. Кира освободилась, именно это и чувствуя. А следующий приступ опять застал ее врасплох. Оказывается, подсознательно надеялась, что с Сашкой, который из летнего пацана в джинсах стал вдруг Александром в дорогом костюме, уйдет и внезапная хандра. Но Сашка обосновался в Москве, а тоску оставил бывшей жене.
Ну что же, в один далеко не прекрасный день решила Кира, не самое большое горе, значит, буду с ней жить и справляться. Опыт есть.
Главное, говорил ей опыт, не позволять тоске выспаться и перейти в следующий день. Это был главный Кирин страх. Потому что наутро тоска, набирая силу, становилась черной и жирной, прятала в себе день, не давала ни с кем говорить, а выйти на люди — это был кромешный ужас, они ведь смотрят, тысячами глаз. Видят Киру, наверняка такой же, какой она видела себя сама. Кира второго дня. Грязная, с нечесаными лохмами, с неумытым лицом, в серых истрепанных шмотках, сидящих как то седло на корове.
Однажды Кира позволила тоске выспаться и спохватилась в ванной, где, плача без слез, в сотый раз намыливала дрожащие руки, смывала пену, набирала в горсти воды, пытаясь донести к лицу, и монотонно стонала, проливая сквозь дрожащие пальцы. Мир вокруг почернел, стал таким невыносимым, что нужно было немедленно все прекратить. Выключить жизнь, как нажимают клавишу лампы. Такой соблазн.
Но что-то живое в Кире перепугалось еще сильнее. Оно заставило ее выйти, забрать телефон в комнату и там набрать номер.
— Приходи, — сипло сказала она лучшей тогда подружке Альке, — и Лильку возьми. Еще чай. В термосе. Заберите меня. Скорее.
Алька прибежала, пылая щеками от волнения, сама напялила на Киру свитер и в коридоре зимнюю куртку, заставила надеть сапоги. Пока та ворочалась, осиливая молнии, умчалась в кухню и там что-то звонко и вдохновенно маме врала, поспешно смеясь и уверяя, что вечером, конечно проводим, теть Таня.
