Кира шепотом говорила, куда идти и куда ехать, в зимнем, напрочь продутом злым северном ветром, парке, приказала водить себя долго, под заснеженными деревьями.
— Пока не замерзну нахер, потом чай, — пояснила злобно, суя руки в перчатках в карманы.
Так и ходили, вздыхая, водили безмолвную Киру, пока не стемнело, и ветер стал сильнее, завыл, качая ветки и скидывая с них сухой неприятный снег. Иногда останавливались, силком суя Кире горячий мокрый стаканчик, исходящий чайным паром.
Наконец, усталая Кира прокашлялась, останавливаясь на обрыве.
— Есть хочу. И поссать.
— Жопу не поморозь, — радостно сказала Лилька, шурша бумагой в сумке, — я тут тебе пирожок. Заклял совсем.
Может быть, такое лекарство помогает не всем, думала потом Кира, но мне оно помогло. Снова прогулка, ну и пусть так.
…Смириться с тем, что все не так, что весь мир будто выскочил из пазов и вывернулся острыми углами к ней. Не думать о том, как она выглядит, ни с кем не говорить, не отвечать, но выйти, ходить, без мыслей, там, где нет никого, но главное — снаружи, не в каменной клетке, так милосердно отгораживающей от спасения. В которой проще всего свернуться в комок, застыть и высохнуть, окукливаясь без надежды на второе рождение.
Если же места без людей нет, то все равно идти. Не в люди, а через них, как ходят по станциям и переходам в метрополитене, прорезая толпу, которая будто бы люди, но на деле — ты среди них одна.
Это самое нужное во второй день. Но всякий раз Кира надеялась, что его не будет. И тоска, будто чувствуя ее решимость выстоять, как правило, не рисковала. Куда-то девалась ночью, и утром Кира просыпалась, будто только что родилась, полная сил и свежести. Жаль только, что в день первый знание это не радовало, и надежда не придавала сил.
20.05.16
Открывая и снова закрывая глаза, Кира следила за временем. Его показывал солнечный свет, медленно перемещаясь полосатой тенью шторы по потолку. На одеяле дремали коты, они уже наигрались в коридоре, чем-то гремели в кухне, шуршали, потом звенело и после наступила сторожкая тишина. Наверное, уронили эмалированную миску с хлебным пакетом, равнодушно отметила Кира, лежа на спине, как лежат покойники, но не встала, а через время оба пришли, устроились обок и поверх, методично вылизывались, потом заснули. Солнце уже потускнело, тени размылись, комната наполнилась сумраком, как водой, сначала легкой, потом густеющей, потяжелевшей.
Нужно встать, тускло думала Кира. Спина болит, и шея затекла, нужно хотя бы повернуться, но тут коты. И вообще. Пока лежать было даже неплохо, никто не мешал, в дверь разок позвонили, но не усердно, и после слышен был во дворе голос соседки, тети Аллы, она болтала с бабульками, кыскала свою кошку, пеструю, с неподходящим именем Негра.
