Проговаривая мысленный монолог, она обнаружила себя в маленькой комнате, где было зябко и сверкало чернотой незанавешенное окно. На столе, покрытом цветной скатертью, уже лежал большой кусок пластика, который Кира пользовала, когда кроила ткани. В руке она держала сантиметровую ленту, и тетрадь, где записывала снятые мерки, белела пустым разворотом.
Точно. Ведь платье само себя не сошьет, а помнила, что образовалось свободное время и нужно его употребить с пользой. На ночь, перед сном, она полистает журналы с выкройками. И завтра спокойно займется прекрасной женской работой.
* * *
Ночью ей приснилось, что платье уже готово, она стоит в нем, ощущая, как весомо спадают с плеч драпировки, переливается при движениях тонкая, будто мягкое стекло, ткань. А вместо зеркала перед ней чужие глаза. Такие… Такие заботливые, и такие ужасные. Сильные руки поднялись, проводя по талии, коснулись груди, расправляя складки, поправили ткань на плечах. Красивое, такое взрослое лицо, с такой на нем заботой. Губы раскрылись, показывая ровные зубы, с еле заметной желтизной.
— Вот, — сказал заботливый голос, — теперь — самая красивая. Моя.
Пока не начал говорить, Кира, не имея сил отвести взгляда от лица, уверенного и полного тайного веселья, успела подумать — про зубы, это от его дорогих сигарет, он ведь много курит.
Но сказанные слова ударили, как с размаху тяжелая рука. Ничего, вроде бы, в них ужасного. Кроме того, что скрывалось. Как это тайное веселье за уверенной мужской красотой. Второй смысл, та самая суть. Самая красивая, сказал он. И добавил уверенно — моя.
Сон ушел, не оставаясь в памяти утром, ушел вместе с ночным пробуждением в тот чудовищно безжалостный мир, рассматривающий Киру тысячами, миллионами глаз, за которыми не стояло ничто человеческое и некуда спрятаться.
Тогда, тяжко проснувшись ночью, спасаясь от неподвижных взглядов, она закрыла глаза, и принялась за самую послушную свою «засыпалку», которая работала всегда.
Черным теням и багровым переплетениям, сменяющих друг друга на сомкнутых веках, Кира давала имена, любые, не задумываясь и не выходя за рамки крошечного настоящего мгновения. Один рисунок — одно слово, взятое из пустоты, неважно, насколько оно подходит, если поразмыслить. Но мыслить, значило, прогнать сон, который Кира призывала, стараясь не утонуть в ужасе кошмара.
«Ветка, комарик, дом. Ползти, фляга, поезд, дерево, лист. Утекание, солнц, лучи, мышь, крыло. Волны. Платье. Рука. Зелень, коты, мягкое, высота. Линия темноты. Свет. Красное. Зуб. Слон, доска, стрелы, мороженое, вода. Синее платье. Синее».
