— Лисса-Кларисса, — позвала Кира, пытаясь дотянуться через кота к закрытому ноуту, — ты где там? Идешь?
Рыжая Кларисса, по своему обыкновению загадочно молчала, наверное, сидела на подоконнике, наблюдая апрельскую ночь, еще застекольную. Была она кошкой самостоятельной, и приходила лишь, когда хотела сама, но уж тогда, если нуждалась в ласке, открывала розовый рот с белыми острыми зубками, орала немузыкально, противно, как капризное дитя в люльке, и получив порцию нежности, тут же скрывалась в коридоре, уходя во вторую комнату.
Ноут открывать было лень, а еще лень вставать, разбирать постель, и сложить скинутые на пол вещи. Кира натянула поверх Клавдия сложенное в ногах дивана одеяло и легла, тыкая кулаком подушку. Закрыла глаза, осторожно вытягивая ноги. Клавдий довольно замурлыкал басом, поворочался, и засопел, слышный даже через пышный синтепон в простеганном цветочном батисте.
Устала, думала Кира, засыпая, а нет, вру, не так чтоб устала, а просто — не хочу. Завтра и уберу, теперь мое никому не мешает. И спать буду до самого обеда.
Во сне она снова шла вдоль широких пней, ветки качались, поворачивая блестящие, черные в ночи, листья. Огни прокатывались мимо, за ними приходили другие, временами дорога была совсем пуста и тогда черные тени очерчивались слабым зеленым, потом желтым и красным светом, это на перекресте трудился светофор — ни для кого.
* * *
Так и случилась она, подумала Кира, другим апрельским утром, поздним, проснувшись от солнца на потолке, моя первая настоящая прогулка. Которая вроде бы никуда, но так славно, что с каждой прогулкой я умела все дальше и больше, а не так, чтоб сначала ого-го, а после одни лишь затухающие всплески. И вот уже два года, какое там сегодня число, практически юбилей, о котором не рассказать никому, потому что — а кто их отмечает, такие странные юбилеи, это ведь не день рождения и не ситцевая какая свадьба. А я отмечу. Не походом в кафе и гостей собирать не буду. Отправлюсь на праздничную прогулку, юбилейную.
Может быть, снова туда, и пройти, как два года тому, через яркий апрель, рассматривая ветки, листья и улицы, потом вернуться обратно, вспоминая, как Светка висела в пыльном окне, волнуясь и зная, что я все равно пешком.
Вытяжка послушно загудела, под туркой шумел синий цветок огня, о голую ногу уже терся Клавдий, някал детским голоском, выпрашивая завтрак. Кларисса, как всегда, величественно сидела на подоконнике, солнце просвечивало белые усы на рыжей полосатой морде. Не повернулась.
