Но шестерни скрипели, делая еще одни поворот. И через минуту она открыла глаза в темноту. Вокруг было ужасным все. Вещи, молчаливо коротающие ночь, смотрели на Киру, не отрываясь, все вещи. Книжный шкаф блестел стеклами, глядя на нее. И стеллаж, задрапированный холщовыми занавесками. Мутный настенный телевизор. Вазы на полках. Серая крышка ноутбука. Сброшенная на спинку высокого стула одежда.
Уже так было, подумала Кира, проваливаясь, как под непрочный лед, еще не в воспоминания, а в догадки о них, в воспоминания о воспоминаниях. Было. Со мной. Когда я боялась не чего-то конкретного, а целого мира, который толпится вокруг, глядя на меня тысячами аргусовых глаз. И никуда не скроешься, потому что это ведь мир, он везде. Я только не помню, почему так вышло. Чем он меня напугал в самом начале, отвернув от себя. Оттолкнул. Но не отпустил.
03.05.16
Проснулась она от головной боли. Так бывало, пару раз в месяц, и Кира смиренно села, бережно поворачивая тяжелую, как гиря, голову, медленно, чтоб не брызнули искры боли в висках и за бровями. Нужно выпить таблетку, обязательно. Тогда боль может уйти, не начинаясь в полную силу. Если бы кто-то рядом, настоящий, знала Кира, то помог бы массаж, уверенными крепкими пальцами, по шее к затылку, оттуда к темени и обратно. Размять, подталкивая кровь по сосудам, и тогда не нужна таблетка. Но слишком много всего нужно, чтобы сошлось. Чуткие руки, желание помочь, уверенность в своих движениях. Любовь. Кира это знала, вставая и неся голову неподвижно к полке, на которой жила коробка-аптечка. Был у нее сногсшибательный роман, когда Светке только исполнилось пять лет, и Марк, которого мама неодобрительно называла «твой шатоломный», обладал именно такими руками и желанием помочь. У него получалось. К сожалению, получалось у него не только прогнать головную боль Киры. Но еще и на славу погулять, вышвыривая не слишком богатую зарплату, завеяться с мужиками рыбалить на дальние гаражи, и потом обязательно на домашний телефон звонили, молча дышали в трубку или иногда, кто посмелее, звонко настойчиво спрашивали «а позовите Марка», и в этих голосах звучало полное право услышать его. Кира старалась не воображать, что именно в эти три-четыре дня совершал ее мужчина-праздник, приручая очередную добычу. Да и воображать не нужно было, о своем прошлом Марк иногда рассказывал, валяясь с ней в постели, с удовольствием пользуя выданное Кирой разрешение вспоминать вслух. Она немного мучилась, но любопытство, то самое, что сгубило немало кошек, оказывалось сильнее.
