Глава 4. Бедная, бедная Даша
В которой Даше снятся разные странные сны, прилетает горячий южноморский ветер со своими сказками, Платье Счастья задумывается, а затем отодвигается на неопределенный срок, но зато начинается Охота на единорога
Небо было черным, и в черноте его клубились серые тучи, набухали тяжелыми пузырями, но как только Даша поворачивала голову, чтоб взглянуть пристальнее, размывались на темном фоне. Стоя на холодном ветру, она подняла лицо и, напрягшись, захотела взлететь. Широкий подол трепался вокруг застывших колен, ступни, заледенев, стали совсем чужими. Она испугалась, что захоти переступить с ноги на ногу — упадет. Но что-то шевелилось там внизу, под широкой юбкой, будто чужое. Она стиснула зубы.
«Не бояться. Нельзя бояться». Волосы кинулись в лицо, и она медленно подняла тяжелую руку, с ужасом глядя, как пальцы, вытягиваясь, истончаются и темнеют, превращаясь в черные длинные щупальца. Глянула вниз. Оттуда, задирая подол, кинулся вверх черный змеиный хвост, крутясь быстрыми завитками.
Даша ахнула и попыталась заслониться, беспорядочно хлеща себя по лицу — чужим и холодным. Дернулась и медленно поднялась в холодное движение ветра.
«Это сон… Снова…»
Она знала, надо захотеть, сильно — тогда ее выдернет из чужого холодного ветра.
И, захотев изо всех сил, резко села, уронив с дивана на пол колючий плед. С кружением в голове протянула руку, боясь взглянуть на нее, пошевелила пальцами и выдохнула — своими, длинными и сильными пальцами. Телефон снова заверещал, и, схватив, она нажала кнопку, притиснула к уху, не посмотрев на экран.
— Да!
В мигающем свете неоновой лампы мелькнул Патрисий, мягко спрыгнул с тумбы и исчез в большой комнате, подсвеченной фонарями с улицы через крайнее окно с поломанными жалюзи.
— Дашута?
Язык плохо слушался и в горле пересохло. Она все еще была там, в кошмарном сне, который с недавних пор повторялся и повторялся.
— Да?
— Ты пьяная, что ли? Это я, Олег.
— Олег?
В трубке с досадой цокнуло. И голос с терпеливым раздражением повторил:
— Олег. Забыла такого?
— А… Что тебе надо?
Держа трубку у щеки, нащупала ногой тапочки. Встала, покачнувшись. Перебирая рукой по наклеенным на стену красоткам, пошла в большой зал, к Патрисию. Подумала на ходу «не так страшно, как сон. Но — противно…»
— Мне как-то странно это слышать. Такая была влюбленная и такой равнодушный голос. Ты что, не одна?
