Он не смотрел мне в глаза и не называл по имени. Он даже не поворачивал голову в мою сторону во время разговора. Будто общаешься с мальчиком-аутистом, это раздражает. Хм, странно, но мне это что-то напоминает…
Мы только начали встречаться, а он уже был на меня за что-то обижен. Мне как будто предъявлялись претензии, я как будто была в чем-то виновата. Он меня с кем-то путает? Недоумение сменилось ощущением, что все его тирады «про отношения и про баб» обращены вовсе не ко мне. Он разговаривал скорее сам с собой, чем со мной, как будто отыгрывался на мне за кого-то другого. Его уязвленное самолюбие требовало сатисфакции от всего мира.
Когда на мой звонок он открывал дверь, на меня обрушивался холод, как из холодильника. Беглый взгляд мимо глаз, вялый кивок. Он совсем не рад Но он сам пригласил меня к себе, я не навязывалась Может, я перепутала день недели? Или он ожидал что у него на пороге вместо меня будет стоять Анжелина Джоли? Так повторялось из раза в раз. Он все время меня отмораживал. В его квартире я чувствовала себя тараканом, который совершает набеги на полупустой холодильник, сидит в ванне, ползает у него по спине, делая массаж. Секс с ним оставлял странное ощущение – как будто мы занимались этим на чьей-то могиле. Мне часто хотелось уйти сразу же, как только я приходила, я вообще не понимала, что я здесь делаю и зачем – какого черта занимаюсь этой шизофренией. Меня останавливало мое бесстыжее любопытство. У его скелета в шкафу есть имя, и я хочу его знать.
Приятный парфюм не скрывал тончайшего, пикантного флера безумия и густого аромата боли который привлекал меня, как кошку привлекает запах парного молока. Он производил впечатление человека в агонии. И мне стало любопытно – знаю ли я демонов, которые разрывают его душу?.. Приходя к нему домой, я оказывалась в клетке с раненым зверем. Позже он обклеил коридор обоями в вертикальную полоску, и символичное сходство стало полным, особенно когда он ходил курить к лифту – туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Он не находил покоя, нося в себе отравленное самолюбие опустошенность, потерянность и тревогу, а еще – стыд и страх, тщательно скрываемые за агрессией. Я не знала причины его боли и ничем не могла помочь, да ему это было и не нужно. Мне оставалось просто наблюдать… хм, в этой комнате есть что-то очень знакомое, как будто я была здесь раньше…
Жалость могла его унизить, живой я бы оттуда не ушла. Я усердно косила под дурочку, несущую чушь, смеющуюся над собственными глупыми шутками и задающую нелепые вопросы, – не знаю, насколько успешно.
