Ну, разве что для себя и своего кармана — но о том-то и речь.
Возникающее то туг, то там и кажущееся порой необъяснимым и гротескным мракобесием искусственное нагнетание официальной пропагандой национализма (зачастую — в его самых архаичных и нелепых формах) может с этой точки зрения трактоваться всего лишь как более или менее инстинктивно предпринимаемая попытка высшей власти повысить мотивированность, а следовательно, и эффективность своего управленческого аппарата. Попытка, надо сразу сказать, в современном мире отнюдь не обязательно результативная, но всегда чреватая опасными осложнениями. Попытка сродни акту отчаяния. Если кроме вымученной национальной гордости, а то и, не дай Бог, исключительности вообще уже ничего не найти за душой, остаётся хвататься лишь за эту ядовитую соломинку.
В многонациональных же, и тем паче — в мультикультурных конструкциях без некой интегрирующей мобилизационной светской идеологии дееспособная бюрократия, похоже, вообще немыслима.
Я называю мобилизационными такие идеологии, в которых будущее мыслится важнее настоящего, должное — важнее сущего, общее — важнее личного и праведность — важнее успешности. В значительной степени они являются секуляризованными производными от соответствующих религий спасения. Можно заметить, что непременным атрибутом всех такого рода идеологий является краеугольный постулат «посюсторонняя жизнь имеет посюсторонний смысл». Именно в силу своей секуляризованности мобилизационные идеологии способны объединять людей, принадлежащих к различным религиям и к порождённым различными религиями различным светским культурам; прижизненные ценности и ориентиры более или менее совпадают (будущее — важнее настоящего, должное — важнее сущего, общее — важнее личного и праведность — важнее успешности), а их специфические религиозные обоснования элиминированы и потому не способны служить источниками разобщения.
То, каков именно у посюсторонней жизни посюсторонний смысл, есть ядро любой мобилизационной идеологии. Представления о смысле отличают их одна от другой; но в самом общем виде таким смыслом является активное совмещение должного и будущего, то есть деятельность, в результате которой должное непременно станет сущим, едва лишь завтра превратится в сегодня. Стоит представлению о должном будущем оказаться размытым или дезавуированным, остальные максимы умирают и от идеологии остаётся лишь набор мёртвых фраз и пустых процедур.
